Она исполнила его, когда, наконец, вымотанная, опустилась на стул, глядя на экран телевизора.

– Когда родители приедут? – спросила, как маленькая. А всезнающая старшая сестра не знала ответа.

– Где находится коттедж, в который мы поедем?

– Где-то на южном берегу, у морского побережья.

– Тогда они должно быть уже едут обратно.

Что-то напевала на заднем фоне Дина. Пение убаюкивало. Сонливое спокойствие Киры покрылось трещинами и разрушилось под громким голосом новостной ведущей.

– Экстренные новости. На трассе Таврия, на сорок восьмом километре от коттеджного посёлка Сульмаре произошла авария.

Пение прервалось, стало тихо, и это была гнетущая тишина, когда эхом отдаётся стук собственного сердца в ушах, и от этого становится ещё тревожнее.

– Водитель дальнобойной фуры не справился с управлением и вылетел на встречную полосу на проезжающий легковой автомобиль, в котором находились мужчина и женщина в возрасте сорока лет.

Камера на экране передала кадры с места происшествия, где напротив перевёрнутой фуры, опасно свесившейся за ограду, навстречу морю, полулежал исковерканный автомобиль. Серебристое – Дине очень нравился этот цвет – покрытие его было поцарапано, как от столкновения с разъяренным диким зверем. Некогда целое стекло, сквозь которое Кира любила рассматривать пейзаж за окном в поисках вдохновения, рассыпалось на сотни осколков. Прозрачная крошка хрустела под ботинками врачей. Машины, которая растворилась в утреннем пейзаже, словно её никогда и не существовало, и вправду больше не было.

Камера выхватила внутренности автомобиля. Лицо женщины встретилось со стеклом во время падения. Мужчина свисал с водительского сиденья. Рука касалась острых осколков на земле. Кровь была на лице, волосах и одежде. Под неестественным углом торчали вывернутые кости. Спутанные волосы. Измятый металл. Царапины. Повреждения.

Машина потерпела урон, который ни одного человека не оставил бы в живых. Сидя на стуле, Ника падала – в объятия страха.

– Супружеская пара скончалась на месте аварии.

Сумерки превратились в жуткую темноту. Уютный вечер показался чем-то непостижимо далёким, он походил теперь на обманчивую иллюзию, скрывавшую все неровности страшной правды: их родители умирали за десятки километров от дома, пока сёстры в счастливом неведении мысленно взывали к их скорейшему возвращению.

Тишина была такой, будто в доме никто не жил, а голос ведущей казался неестественно пустым – как у робота, которому человеческие эмоции не доступны. Воздух натянулся струной. Она задыхалась, медленно падала в бездну отчаяния, тревожных мыслей. Детского непонимания, почему жизнь так жестока, почему есть вещи, которые мы не в силах изменить, а тех, кто мог бы, рядом нет или вовсе не существует, и Бог вдруг перестаёт отвечать. Воздух разорвался от звонка на телефоне.

– Але, – голос Ники дрожал. – Да, это Ника Сафонова. Да, это мои родители.

Подтверждение звучало как приговор.

***

День рождения Ника отметила не в загородном доме, а на диване в гостиной. Напротив, в зеркале, где ещё неделю назад отражалась шумная семья, теперь ютились перед потухшим камином три брошенных силуэта. Она сидела в центре. Сёстры обнимали по бокам и что-то нашёптывали. Обнимали и шептали утешения они пустой физической оболочке. Они не замечали, как неподвижны её глаза, не знали, что мыслями она стоит в глухом лесу посреди озера, продолжая тонуть и быстро погружаться в отчаянные размышления. Водная гладь в том озере подобна штормящему океану, пенные гребни волн – беспокойных, тревожных, потерянных мыслей – плещутся вокруг неё, окатывают с головой, и в этой суматохе она силится и не может выхватить суть, не может успокоить ураган брызг – разорванных, изломанных, перепутанных идей. Она знает, что реальность – отражение происходящего в голове, и не хочет, чтобы эта буря настигла и её сестёр. Это мысль, это всего лишь одна из волн, но она сбивает тяжестью ответственности и придавливает за плечи ко дну. Ника пытается дышать, но сейчас она просто девочка в сердце бушующей стихии, и эта стихия бушует в её собственной голове.