Урсула возвращалась в комнату, ощущая, как оно проваливается под рёбра, но на этом не останавливается, падает всё дальше, низвергается в пропасть, а потом окончательно разбивается о твёрдый пол их квартиры, и острые осколки вонзаются ей в тело. Хотелось, чтобы они попали ей в глаза и заморозили все внутренности, хотелось превратиться в снежную королеву. Но один, особенно крупный, всё же попал, не в глаза, но в горло, и она заплакала и упала на пол подкосившимися ногами. Почти заплакала и почти упала. Что-то внутри неё надломилось и оборвалось, а она продолжала идти, оставляя за спиной, рыдающей на полу, мёртвую частичку себя. Такое бывает, когда понимаешь, что твоей мечте не дано сбыться.

Урсула подошла к стеклу. За окном мир засыпал под снежным одеялом. Снег кружился в масляном свете фонарей. Горели в окнах гирлянды. Снаружи было теплее, чем в её квартире, чем внутри неё самой. Захотелось укутаться в обнимку с улицей в это белое покрывало, зная, что, уснув на морозе, проснутся невозможно.

***

Этот город не отличался от сотен тысяч других городов на разных уголках планеты. Он походил на них, а они походили на него. Серые здания, серые люди и ни одного потайного уголка, где бы ни побывала любопытная молодёжь. Но была у него одна особенность. Он любил рассказывать истории.

Сперва Кира не замечала этого, потом делала вид, что не замечает. Когда вся жизнь сводится к маршруту от дома до школы и обратно, с редкими исключениями в виде поездок к репетитору, замечать особо не приходится. Чтобы не выйти из гонки за состоятельным будущим, нужно за что-то цепляться, ради чего-то жить, видеть ценность в чем-то, помимо денег. Но на большой скорости попытки быстро исчерпывают себя, и в конечном итоге не остаётся ничего и никого, во всём мире у тебя есть только ты, и найти прочный стержень внутри себя самого куда труднее. Так и стоишь на тонкой грани: в лицо бездны внутри смотреть опасно, снаружи не за что хвататься.

Когда живёшь в подобном ритме достаточно долго, со временем привыкаешь настолько, что перестаешь разглядывать мир вокруг. Когда гонка закончится – ты выйдешь из игры победителем, мир самолично приблизится к тебе и дотронется, подтолкнет, чтобы ты поднял глаза, увидел окружающую красоту. Вот только к тому моменту от тебя ничего не останется.

Кира была обычным подростком, погрязшим в слегка нетипичной для её возраста каше, которую она не заваривала, но старательно пыталась расхлебать. До обеда – школьница, после учёбы – официантка в кафе, вечером – старшая сестра для маленькой Дины, хозяйка квартиры и прилежная ученица за столом с домашней работой, а ночью – начинающая писательница, но об этой её стороне никто не знал, и оттого она казалась ещё более нереальной в тёмной квартире с холодным стеклом под виском и за ним ликом луны на небосводе. Длинные путанные волосы, пудра на лице, перекус в рюкзаке, мятая школьная форма и бьющий внутри ключ энергии. Типичное описание портрета простого подростка. Но была у неё одна особенность: она любила слушать истории. В этом они с городом подходили друг другу, сочетались, как два кусочка одного цельного фрагмента.

Впервые с того дня, как поблекнувшим, выгоревшим, смеркнувшимся вечером три сестры смотрели по телевизору новости, январским утром растерявшая всякую радость Кира краем уха слушала голос телеведущей в стенах кофейни. С того дня изменилось многое: и привычная рутина, и место жительства, и семейные вечера, но голос ведущей оставался все таким же безжизненным, и говорила она отнюдь не о приятных вещах. В среду к городу подойдёт мощный циклон, ночью будет сыпать крупный снег, а к утру ледяные зеркальца луж спрячутся под сугробами, и многие люди проснутся на работу, а попадут в больницу с ушибами и переломами. Какое-то время Кира работала волонтёром и побывала в госпитале в один из таких дней. Запах спирта, болезненные всхлипы и измученные лица иголками проникали в её сердце, кололи не слабее равнодушного голоса ведущей. Она думала, что не смогла бы работать в местах, где людям делали больно словами или лечили от боли физической, причиняя ещё большие страдания. Куда приятнее было искать то, что приносило радость и облегчение без предварительных мучений. На собственной судьбе Кира знала о тяжести боли, но равноценного счастья пока не получила и от обречённости продолжала отрицать, что не всё в этом мире добывается слезами и кровью. Продолжала верить, что человек не обязан страдать, чтобы быть по-настоящему счастливым.