Потом он все же разразился – сильный майский дождь, мне пришлось спуститься в метро, ошибиться и уехать не на том поезде. За границей этот неприятный номер случается часто, если ты не знаешь названия последней станции по ветке движения. А ты его точно не знаешь. Этот ехал в Сен-Дени. Но я не сразу поняла в чём подвох: пустой поезд, ни одного туриста, да ещё повернул за реку, изящно так втиснулся в узкий просвет между домами на другом берегу.
Для нашего человека это так просто – сесть, не глядя в поезд метро, которого ты ждёшь двадцать минут, и он никуда не свернёт. Но мне пришлось возвращаться; и снова долгое ожидание в пустом холле, где метро без стен и вообще без холла. Я на станции Авеню дю Президент Кенеди, с ударением на последнем слоге, как тут принято, какие-то катакомбы под старым мостом, холодный пустой тоннель, такая станция – без станции. Железобетонные колонны, небрежно расписанные краской из баллончиков – не мудрено, тут даже служащих нет, не метро, а брошенный промобъект для киносъемок. Что это за место такое…. Я сидела совсем одна на пластиковом сиденье без спинки, одно слово – неловкость. Вспомнила про мою тётку из деревни. Как-то они с подругой приехали в Париж туристками. И у неё около башни выхватили сумку с плеча, она пыталась её силой удержать. Грабитель несколько метров протащил её по асфальту, но все же, вырвав сумку, убежал. Тогда они отправились в полицию, на допросе через переводчика им говорят: опишите. И тут они сильно задумались – как описать убегающего чёрного? Она много лет и до сих пор разводит руками, вспоминая со смехом эту криминальную историю: «Вот ведь, как его можно описать? Негра и негра.» Сумку вернули через несколько часов без потерь. Им пришлось только полдня провести в участке, отказавшись от некоторых экскурсий.
Наконец, пришёл мой двухэтажный поезд на Версаль – чуть более удобный, в таких всегда есть искрящиеся любовью к прекрасному туристы, «фотики» на шее как в Фотоувеличении, и лица заинтересованные. Заинтересованные в Париже.
Дождь пошёл ещё сильнее. Я села в электричку, в предвкушении длинной дороги от старинной станции Версаля до желтого Версальского дворца. Представила большую площадь с автобусами, вулканических пород массивную брусчатку под ногами и опять эти назойливые чёрные с сувенирным мусором – «мадам бонжууур, бонжууур мадам». Из всего этого загородного пейзажа, я бы хотела снова увидеть торжественную аллею гиганских платанов. Она растянулась на несколько километров на подъезде к Дворцовой площади, так что по дороге ты заранее начинаешь превращаться в кого-то большого и важного. Если есть сомнения, что деревья оживляют, нужно проехать по этой аллее на чём угодно, хоть на драндулете, вы почувствуете себя королевской особой – уважаемой фигурой. Их будто вырастили для вас, выращивали последние двести лет, когда еще вас и не было, не было ни ваших тёток, ни дедушек никаких – вот такая исключительность! А что, если вдруг они и были для тебя посажены? Сегодня это будто для тебя. Они волшебные, не наш лес, они огромные – как три русских дерева одно над другим. Стволы серо-пятнистые с зеленовато-ботолтным глянцем, как шкуры больших животных. Они точно живые.
У ворот Версаля толпилась полиция, парк оказался в это воскресенье закрыт. Я должна ехать в Велизи, раз уж ничего не сходится. Сначала на автобусе, затем на длинном трамвае, ожидая каждого дольше прежнего – бывает такое от отчаяния, когда знаешь, что, например ты теряешь время в пробке – хоть пару часов, а день как-то автоматически летит под откос. Хотя можно было вызвать Uber, а там в белом-белом Renault мог бы быть болтливый маленький алжирец – пятьсот слов в минуту, или лучше грациозный черный с грустным взглядом и тонкими изящно изогнутыми пальцами на баранке, ни слова по-английски.