А потому, набравшись идеологической мудрости под руководством ЦК КПСС, они прониклись общей идеологией, которая была нужна, чтобы чётко разделить всех без разбора на друзей и врагов. Господь бог в друзья не вписался. Но и злодеем и врагом народа его тоже больше не называли. Просто- нет такого, и всё! А на нет- суда нет. Даже храмы не рушили уже, а использовали в нуждах социалистического хозяйства. Добротные были строения. Стоять на земле могли веками. Чего им впустую землю давить? В них очень надёжно хранилась под надзором ликов святых картошка, морковка, капуста и даже огурцы с помидорами. В церквях уютно было ЗАГСам, комитетам комсомола, вытрезвителям, промтоварным магазинам и государственным нотариусам. Даже милицию заселяли сдуру в храм, но от жуткого мата сержантов и младших офицеров, да от предсмертных стонов подозреваемых на допросах, лики святых стали с перепугу и непривычки так мироточить слезами кровавыми, что напрочь забрызгивали протоколы допросов, кители с фуражками и табельное оружие. А психиатрический диспансер, где лечили душу как и в храме, почему- то оказался единственным на всю республику. После подсказки властелину Червонному – Золотову спившимся, но не поглупевшим ссыльным профессором географии.

– Ванятка, ай, Ванятка!– прервал вот эти воспоминания зарайских знатоков прошлого знакомый с люльки женский голос. Он стал летать эхом по храму, метался под сводами уцелевшего купола, бился о стены и улетал снова вверх, а потому расположение мамани установить Ванятка сразу не смог.

– Да вот он я, Ванятка твой! Возле клироса. Ты ж молилась раньше. лбом билась. Помнишь- где он отгорожен от алтаря?– Стал стучать Иван о перила клироса

Тут и объявилась мать, но не одна. С батянькой и братовьями. Мужики держали на горбах мешки. Маманя катила перед собой тачку с прикрытыми простынёй копчёностями.

– Это, сынок, на первое время тебе. Колбаски, карбонаты, сушеные чужуки, вяленая жая и казы на первое время. Колбасы тут все сырокопчёные, в миру неизвестные.

– Ты и сам жри. У вас в дурдоме одна баланда, небось, да от картохи кожура.– Посоветовал батяня.– А что самому уже не полезет- раздай главврачу и санитарам. Тогда, может, задобришь их и они из тебя, дурака, сделают под хорошее настроение нормального психа. Кретина, к слову, или идиота. Всё полегче жить станет. Вообще ничего не надо тебе будет. Даже коммунизма.

– Вы подурели совсем? Меня догоняете?– Иван замахал всем, чем можно было размахивать.– Давайте бегом отсюда с этой взяткой в извращенной форме Гляньте – святые на стенках, и те сморщились…Ворованное же всё. А тут хоть и «дурка», но в первую очередь храм. Господь покарает. Не даст братовьям мотоциклетными колясками тырить деликатесы. И помрёте все от лука, картошки и черного хлеба с водой. Да и едкий запах сала копчёного весь храм занял до купола. Неделю не вытравится. И психи ещё одной болезнью захворают – отравлением нюха. А это болячка не лечится. Спросят- кто эту отраву припёр? Так я ж врать не умею. Дурак ведь я. И по червонцу вам на нос строгого режима, родственники.

Испугались папаня с маманей и смылись первыми. А братовья пахнущие карбонатом и одеколоном «русский лес» подзадержались на минутку.

–Вот не будь ты, Ванька, готовым дураком, – сказал брат Вова грозно.– Я бы тебя так огрел по башке костью конской от «казы», что ты бы мгновенно ума лишился.

– Но раз у тебя его и так нет, то переделывайся тут в психа и строй свой коммунизм. А нам и так – лафа. – Добавил брат Миха. – Я вон на улице глянул – так к вам в дурдом очередь куда как подлиннее мается – ожидает, чем за чешским хрусталём и вазами из Богемии в универмаге. Знатная, видать, у вас «дурка». Лежи, дурей до предела. Хотя предела дури не выявили пока учёные.