– Это было бы замечательно, – пролепетала она и уже громче добавила: – Но если тебе и твоему жениху понадобится помощь – я всегда рада!

Улыбка сама попросилась на уста, и я не сдержалась, пропуская её. Сердце наполнилось светлой, белой завистью.

Вот бы и во мне пылало столько огня… Вот бы и я могла взять меч и сразиться за то, во что верю.

– Благодарю тебя, юная сударыня, – низко-низко поклонилась я, очень удивив зверочку. – Надеюсь, ты никогда не потеряешь этой искорки в своей душе… и что ты посетишь мою свадьбу завтра.

– Обязательно! Конечно! – подпрыгнула она, улыбаясь в ответ. – До свидания, великая княжна!

– До свидания! – сказала я, и мне вторили подружки.

Я помахала ей рукой, когда она обернулась, со всех ног торопясь к маме. Вот бы мне хоть когда-нибудь стать такой же смелой, как эта малышка…

А вот и мой дом. Такой же серый, как и все. Зато он отличался теремом[7] – большим и почти не потерявшим старых красок. В нём-то я и живу. Вдали ото всех, но ближе к солнцу.

– Приветствую, Мирочка! И зверочки!

Я завидела отца: видно, к приходу гостей он решил-таки залатать уродливую дыру в заборе.

– Здравствуй, здравствуй, дядя Владимир, – наперебой затараторили подружки, пока я шла впереди.

– Как у вас… Ах ты ж маров сын!

Сердце на мгновение остановилось, но тут же стало биться снова. Похоже, папа молотком ударил себе по пальцу. Я обернулась: он, вспушившийся, полный, весь вспотевший, схватился за большую руку и уставился на неё узкими светло-голубыми глазами.

– Как так, как так… Тебе чем-то помочь? – запричитала Ала.

– Не нужно! – донёсся голос со стороны крыльца. Там стояла мама – её короткие тёмные волосы спрятались под покрытым мукой платком, а руки держали скалку. – Поделом ему! Если бы раньше сподобился этим заняться, возможно, не промахнулся бы в темноте. И не опозорился перед семьёй жениха!

– Что? – удивилась я.

– Ну Милада-а…

– Молчи, Владимир, сам виноват, – шутливо пригрозила скалкой мама. – Что, дорогая?

– Они приходили, пока меня не было?! – ужаснулась я.

– Да, заходили. Я попросила их прийти сегодня днём, чтобы не портили вам зверицин день[8], – улыбнулась мама.

Я лишь вздохнула. Любопытно, что они наговорили, пока я отсутствовала?

А тем временем подруги, словно ураган, едва не снесли маму с ног, здороваясь наперебой и разуваясь. Мама погладила зверочкам ушки и отправила нас есть.

Уже ближе к полуночи мы сидели, озарённые одной лишь тусклой свечой, и занимались чем только можно, пока я не вышла замуж. Конечно, я не стала гулять, как барышни в древности: меня, к сожалению, некому покатать на санях и покормить роскошными яствами.

Я многое упускаю. Во-первых, я, ведьмина дочка, никогда не смогу заплести себе косу. У меня никогда не лягут волнами волосы, а мои подруги никогда не скажут мне пожелания на локонах. Что же, это вовсе не страшно, но…

Второе гораздо тоскливее: мне нельзя плакаться. Обычно невеста должна выплакаться, чтобы не унести горести с собой в новую жизнь. Но мне плакать нельзя…

– О, Гили, ты вытянула из крупы серебряное колечко? – полезла к смущённой подруге Ала.

– Ну, конечно, не золотое. Золотое у нашей великой княжны Миры! – поддержала Светлана, звонко смеясь.

Княжна Мира… Княжне ведь незачем плакать, так?

История моего сватовства с будущим великим князем началась ещё задолго до моего рождения. Мой отец тогда ещё не боялся путешествовать по пустынным дорогам и маленьким полузаброшенным городкам. Он родился в Звёздграде, но, как он сказал, каменные стены его будто держали взаперти. Каменной стены у нашего дома никогда не было – только рядом с Неизменным дворцом. Но папа читал много книг и знал много красивых изречений, которыми сейчас почему-то совсем не пользуется, поэтому все поняли, что его слова не несли в себе прямого смысла.