– Я просил тебя держать костёр зажжённым, а ты взял и подставил всех поваров.

Я вскинула голову. Ожидая увидеть пухлые щёки Захарии, налившиеся румянцем злобы, я неожиданно для себя заметила, как его взгляд бегал между мной и Фениксом. Взгляд широко открытых глаз – неожиданно взволнованный для такого спокойного юноши.

– Подай руку, друг, – попросил Феникс, и Захария тут же помог ему встать. – Спасибо, Захария… Спасибо, что пришёл за мной.

Я удивлённо навострила уши. Что-то тут неладное творится… Явно неладное!

И я хотела было подслушать, о чём же они так оживлённо зашептались, как голос за моей спиной возвестил:

– Великая княжна М-мира!

Я вздрогнула и, попутно отряхивая одежду, обернулась. Надо мной возвышался Олав – как всегда, вместе со своим посохом. Казалось, рядом с Олавом утихает любая буря… даже душевная.

– Привет, – неловко отозвалась я, поднимаясь. И тут же спросила: – Зачем… ты это сделал?

– Что? Я н-не понимаю, о чём ты, – говорил он, лукаво улыбаясь.

Ну вы, мужчины и зверы, дураки. Не понимаете, что всё гораздо сложнее, чем вам кажется.

– Если ты подумал, что мы с Фениксом.

– Знаешь, в одной книге я вычитал берское выражение… «Бранятся – только тешатся». Вот, – припомнил он. Вновь его улыбка дрогнула.

– Мы… Это не совсем так, Олав.

Кажется, именно на этих словах его плечи вдруг опустились. Руками он прочно держался за посох.

– Ох, – только и выдавил он.

– Ну, ничего! – вырвалось у меня, и я непроизвольно похлопала Олава по плечу. – В любом случае спасибо тебе. Я… Я узнала много нового, вот!

И снова почувствовала тот самый запах, который, как я думала, скоро совсем забуду.

Зато Олав воодушевился. Хоть и пальцы его только сильнее сжали посох.

– Я… рад, что п-помог.

Его улыбка слабела. Я взяла было Олава под локоть, но тот остановил меня движением руки.

– Послушай, Олав… Это правда?

– Что? – тихо отозвался он. Я едва слышала его в той лагерной кутерьме, которую улавливали мои уши.

– Ну… Что тебе так больно, когда ты чувствуешь что-то хорошее? Радость, счастье…

– Благодарность, желание помочь… Да, правда.

Казалось, он сказал это непроизвольно. Заученно.

– Прости, я… – Не зная, что сказать, я отпрянула.

– Я понимаю, Мира, в-всё понимаю, – ответил он мягко, как старший братец, которого у меня никогда не было. – Ты не хочешь меня обидеть.

– Да! Это я и хотела сказать.

Неловкое молчание. Уши окунулись в свист горного ветра.

В тот миг Олав обернулся на далёкие вершины. Здесь, на склоне, они напоминали рисунки, наброски. До сих пор мне порой кажется, что я во сне, а тело моё по-прежнему в Звёзграде, а завтра – по-прежнему свадьба.

Слава Матушке, Феникс появился вовремя.

– Рядом с нимфами проклятие, кажется, усиливается. Не представляю, что чувствовали мои предки, – проговорил Олав, опуская взгляд. – Сердце сжимается… Порой будто вот-вот лопнет. Зато, когда начинаешь бояться, боль проходит.

Он согнулся – разбитый, поверженный… Он не знал радости без боли, счастья без страданий. Что бы я ни говорила о Фениксе, о неслучившейся свадьбе, мои невзгоды – лишь мелкие неприятности по сравнению с его бедой.

– Зачем ты тогда продолжаешь это делать? Зачем помог мне и Фениксу? Мог ведь этого не делать – вряд ли бы что-то сильно изменилось.

– Но изменилось же. – Сквозь боль слишком юный конунг улыбнулся. – Я хотел сделать вас двоих счастливее… пока ещё способен.

Моё сердце разрывалось на кусочки от его слов. Олав… Что они хотят с тобой сделать? Они хотят пожертвовать твоей жизнью в обмен на жизни всех… Нет, не верю! Должен быть выбор! Должен быть другой путь! И я заставлю Феникса и всех вокруг в это поверить.