– Да причём тут карьера! – взвизгнул журналист. – Существуют же элементарные правила приличия! Ты о профессиональном этикете слышал?

– А ты – о профессиональном долге? – едко парировал Саша.

Милинкевич устало развёл руками, как бы оставляя попытки в чём-либо убедить молодого человека, и, резко повернувшись на каблуках, пошагал вперёд по коридору.

У отворённой дубовой двери кабинета градоначальника нас ждала, видимо, предупреждённая охранником секретарша – высокая костлявая блондинка в деловом костюме и с несколько лукавым выражением лица.

– Владислав Юрьевич ждёт, – сказала она, цепким холодным взглядом смерив нас. Дождавшись, пока мы войдём, закрыла за нами дверь и, цокая по лакированному паркету тонкими каблуками, провела нас к другой двери, облитой чёрной, глянцево блестящей кожей. За ней оказалась огромная светлая комната с новой мебелью, во всю длину устланная ворсистым зелёным ковром. Из‑за массивного стола поднялся невысокий румяный мужчина в аккуратном шёлковом костюме.

– А, Валентин Николаевич, – сказал он, с радушной улыбкой подавая руку первому Милинкевичу. – Заходите, ждал вас.

– Здравствуйте, Владислав Юрьевич, – с достоинством ответил Милинкевич. Я с удивлением заметил, что в присутствии мэра Валентин преобразился: его обычной весёлой живости как ни бывало, и вид он принял независимый и даже чуть надменный. – Со мной двое наших сотрудников – фотограф Александр Васильев и Игорь Кондратьев, корреспондент.

– Очень приятно, – с той же очаровательной улыбкой подал мне руку мэр. Сашу, уже, видимо, знакомого ему, он удостоил лишь короткого кивка. – Присаживайтесь, пожалуйста.

Мы устроились на коричневом кожаном диване перед стеклянным столиком, на котором с нарочитой небрежностью были разбросаны иностранные глянцевые журналы. Милинкевич достал из портфеля диктофон и открыл блокнот.

– Владислав Юрьевич, прежде чем приступить к беседе, я хотел бы… – начал он, притом с опаской, словно ожидая какого‑то подвоха, поглядывая на мэра.

– Подождите секундочку, – изящным жестом ладони перед грудью остановил его Силуанов. – Лидия Михайловна! – крикнул он в дверь.

Уже знакомая нам длинноногая секретарша заглянула в кабинет.

– Позаботьтесь, пожалуйста, о чае для наших гостей, – указал мэр на стол. – Вы какой будете – цейлонский чёрный, ёрл грэй, зелёный? – обратился он сначала ко мне. Я усмехнулся про себя этому психологическому штришку: видимо, Силуанов знал истинную цену напускной важности Милинкевича, если так легко пренебрегал им в пользу первого встречного.

– Чёрный, пожалуйста, – сказал я.

– А вам? – мэр перевёл взгляд на моих коллег.

– Мне то же самое, – покорно сказал Милинкевич.

– И мне, – не поднимая головы, отозвался Саша, что‑то настраивавший в фотоаппарате.

– Три чёрных чая с сахаром, будьте любезны! – ласково, как о большом одолжении, попросил мэр. – Я, кажется, прервал вас? – обратился он к Милинкевичу.