– А-а-а! – страшно закричала она от боли так, как будто ее тело разорвали на части. Рот девушки исказился, рыдания заклокотали внутри и вырвались наружу: – А-а-а!

Александр Петрович рванулся к дочери, но та сквозь рыдания кричала:

– Не подходи! Не трогай меня! Мне только двадцать пять! Я хочу жить! Жить! Выйти замуж! Рожать детей! – Неожиданно она вытянулась, схватила стоящие в углу металлические протезы и с силой швырнула их в сторону: – Ненавижу эти проклятые железки! Ненавижу, как парни на меня смотрят! Ненавижу шептунов-соседей! Себя! Ненавижу всех!

– Наденька! – Папа бросился к дочери, обнял ее дрожащее тело.

Надя, жалобно всхлипывая, обхватила себя руками, свернулась клубком. Из обнаженных культей сочилась кровь.

Александр Петрович рванулся к тумбочке, схватил упаковку стерильных салфеток. Разорвал их, наложил на раны, сделал давящие повязки. Закрепил концы бинтов, завязав их вокруг изувеченных конечностей.

Приоткрылась дверь, в комнату заглянула испуганная Наталья Владимировна. Она хотела что-то сказать, но Александр Петрович только молча покачал головой. Та, прикрыв ладонью рот, опустила глаза, бесшумно закрыла дверь.

Папа поднял тело дочери на руки, отнес на кровать, укрыл одеялом:

– Ты у меня сильная, столько всего вытерпела… Здоровым мужикам такое не под силу… А ты справилась… – Он нежно гладил дочь по голове: – И с этим справишься…

Он растворил в чашке с водой порошок с обезболивающим, добавил снотворное:

– На, выпей… Вот и хорошо… А теперь постарайся заснуть. Ты у меня крепкая, как молодое дерево. Его хотели срубить. Но оно не поддалось. Топоры только поломались. – Он погладил руку дочери: – Спи… И пусть тебе приснится светлый день.

Надя закрыла глаза, затихла.

А горло отца сдавили спазмы, на лице заходили желваки.

Он вспомнил тот зимний день, когда Надя взяла его машину. Посередине кольцевой дороги, в десяти минутах от дома, машина заглохла. Вокруг на большой скорости проносились автомобили. Надя включила аварийные сигналы, вышла поставить дорожный знак. Она открыла багажник, но достать указатель не успела…

По его небритой щеке скатилась скупая слеза.

…В Надю на большой скорости врезалась старая бээмвушка. Страшный удар пришелся по ногам. От них ничего не осталось. Их пришлось ампутировать выше колен. Внутренние органы оказались разорванными. Врачи боролись за жизнь девушки. Они сказали, что шансов почти нет. Слишком тяжелые повреждения. Операция шла семь часов. Наступила клиническая смерть. Но врачам удалось спасти ее жизнь.

Родители сходили с ума от горя. Наталья Владимировна с опухшим от слез лицом все время рыдала. А когда уже не было сил, выла как тяжело раненный зверь, попавший в смертельный капкан. Александр Петрович не плакал. Он впал в душевную кому. Их пустили в палату к дочери только на третьи сутки. Надя была без сознания… Они держали ее ладони в своих руках и что-то тихо шептали. Сорок дней дочь была в коме.

Когда она пришла в себя, то первое, что спросила, а где же дедушка. Александр Петрович ответил, что он уже давно на небе.

Надя задумалась, что-то вспоминая, еле слышно проговорила:

– Па, а может быть, мне тоже пора на небо?

– Что ты, Надюшенька! – испуганно воскликнул тот.

Надя закрыла глаза. По ее впалой бледной щеке медленно сползла прозрачная, как родниковая вода, слеза.

Полгода она провела в больнице. Надя училась заново сидеть, брать в руки карандаш. После выписки она весила тридцать пять килограмм. Больше года шла реабилитация. Потом она сделала первые шаги на протезах…

Папа с дочерью стояли у окна. Желтый солнечный диск поднимался на горизонте. Начинался новый день. Они смотрели на большой город. На окнах домов играли солнечные зайчики. По дороге ехали автомобили, не спеша шли люди. Муслим с метлой в руках с кем-то разговаривал около подъезда. Неожиданно он поднял голову, улыбнулся и помахал им рукой.