Надя взяла смартфон.

– Ух ты! – изумленно выдохнула она. – Ничего я так получилась… Челочка, глазки, реснички… Только круги под глазами. И губы синие. Как у покойника. Но хоть протезы в глаза не бросаются… – Она вдруг замолчала. – Постой… Но я же еще не выиграла «Перспективу»?

– Эльдар сказал, что у тебя нет других вариантов.

Надя взяла протез, придирчиво оглядела его:

– Слышь, па, а может быть, и правда мне в космос пора? – Она быстро вскинула глаза вверх. – Ведь не было же еще безногих космонавтов?

Александр Петрович обнял дочь, прикоснулся к ее щеке губами:

– Ты уже в космосе, дорогая моя Надежда…

В эту ночь Александр Петрович нарисовал портрет Нади на фоне радуги, сверкавшей яркими драгоценными самоцветами.

Рассказ

Ночь тянулась мучительно долго. Легкое дыхание ветра проникало в открытое окно. Часто ворочаясь в кровати, то укрываясь одеялом, то скидывая его, юноша никак не мог уснуть. Он смотрел в темный потолок, его глаза лихорадочно блестели. Юноша вспоминал густую прядь волос, нежный румянец, разлитый по щекам, и белое платье, так подходящее к ее стройной фигуре.

«Странно, – подумал Митя. – Еще недавно я даже не знал о ней, а сейчас больше ни о чем не могу думать».

Ему захотелось вновь увидеть радостные глаза, услышать веселый смех. Юноша, поняв, что лежать больше не может, резко встал, подошел к раскрытому окну и распахнул его: в тишине этой летней ночи в нем нарастал прилив восторга и новых сил. Ему вдруг захотелось сделать что-нибудь грандиозное: отправиться в далекое путешествие, а может быть, покорить недоступную вершину или совершить геройский поступок. Это чувство переполняло его. Оно уже не помещалось в нем самом и все переливалось и переливалось через край, заполняя пространство вокруг. В эту минуту он был готов любить всех: и эту ночь, и простор необъятного мира, и каждого человека в нем.

«Какой прекрасной может быть жизнь», – радостно подумал он.

В ночном саду стрекотали цикады. Было еще темно, но уже ощущалось приближение рассвета: звезды, словно маленькие огоньки, разбросанные по темному небу, уже начинали медленно угасать. Скоро взойдет солнце и подарит свой первый луч молодому саду. Деревья начнут просыпаться, и он наконец-то услышит веселое пение ранней птахи.

Свежий воздух кружил голову, горячий взор устремился вдаль, торопя приход нового дня.

«Быстрей бы! – юноша посмотрел на часы. – Как же долго тянется эта ночь! Как невыносимо становится ждать!»

Устав, он прилег на истерзанную постель. Все это время его сердце билось пойманной птицей, сейчас стало успокаиваться.

«Сегодня я опять увижу ее!» – улыбнулся он, погружаясь в сладкий сон.

Ему приснился солнечный луч, утренняя роса на зеленых листьях и крошечная птаха, поющая свою веселую песнь.

Митя вырос в семье знатных московских аристократов. Его мать умерла от быстротечной чахотки, когда он был еще ребенком. Воспитывал Митю отец – граф Михаил Николаевич Вяземский, одно время занимавший высокий пост в Министерстве иностранных дел. Это именно отец настоял на том, чтобы юноша поступил в университет и готовился к карьере в этом ведомстве.

Сейчас он учился на последнем курсе, ждал скорого окончания учебы и начала новой, взрослой жизни.

А пока бурная, кипящая молодость брала свое. Митя верил, что рано или поздно его настигнет любовь. Он был почему-то в этом уверен. Юноша находился в предчувствии чего-то необыкновенного, сладкого и тайного. Однажды вечером приятели затащили Митю в Нескучный сад к цыганам. Там он увидел чернооких красавиц в ярких нарядах, сверкающих шалях, желтых кольцах и браслетах. Весь вечер в таборе звучали гитары и бубны, лились звучные песни, наполненные тоской и грустью, которые потом вмиг переходили в дико-радостные пляски до упаду. Искристое шампанское лилось рекой, уносившей юношу в дурманящие грезы.