На них советский потрошитель особенно не зацикливался, а поразил в заднюю часть бедра застывшего в ступоре безвольного Константина. Тот пронзительно заорал, как бы давая другим команду для быстрого бегства. Оставались Арсений и Ксюша, хоть как-то ещё способные к активным телодвижениям, – они стремглав устремились по разные стороны. Сметливый парень понёсся, как полагается, к выходу; ополоумевшая брюнетка сломя голову помчалась в глубинную неизвестность, в даль старинного кладбища. Ростовское чудище, произнеся привычную фразу: «Нечего на меня смотреть!» – кончиком лезвия выковырял подраненному Косте глаза. В следующий миг помчался за более догадливым юношей. Нагнал потусторонний преследователь, когда струхнувший проказник садился в машину; на ней-то и прибыла вся нерадивая группа, сама же себя и приговорившая к мучительной смерти. Если бы (всегда вроде?) самоуверенные руки в тот крайний миг не дрожали и если бы своевременно вставился ключ в замок зажигания, недоумок, возможно, сумел бы, спасённый, уехать. Злая судьба распорядилась совсем по-иному… Как только он нащупал вставную личину, автомобильная дверь скрипя распахнулась, а мощные руки воскрешённого изверга извлекли нерадивого шутника наружу.

В далёком бесславном прошлом худощавый мужчина, вероятно бы, уступил и проиграл физический поединок выбранному спарринг-партнеру; сейчас же, снабжённый мистической энергетикой, легко завалил неразумного бедолагу на «мёртвую» землю. Удерживая рукою за молодое горло, ножовым остриём вырезал недавно наглые зенки. Не забывал он при том озлобленно приговаривать: «А ну-ка не сметь на меня смотреть, поганый «ублюдок»!» Затем не менее сорока раз вонзил клинок в телесный корпус, совершая возвратно-поступательные движения. Из нанесённых ран не выходил какое-то время, как и при жизни компенсируя половую неполноценность. Странное дело, именно в «кровавом соитии» он получил немалое наслаждение, а через некоторое время разрешился обильной эякуляцией. Отрезав у бездумного юноши, к тому моменту умершего, немаленький детородный орган, маниакальный губитель оставил его в качестве «живого» трофея. Затем устремился за чёрненькой девушкой, сбежавшей в глубину ночного погоста, и страшного, и кошмарного.

Настиг он её в кромешной темени, вообще потерявшуюся и трясшуюся от ужаса. Борьбы никакой не случилось, потому как Ксюша довелась до отрешенного состояния и приготовилась принять кровавую участь. На что она сумела отважиться? На одну предсмертную просьбу, произнесённую подрагивавшими губами:

– Пожалуйста, не надо, только не убивайте… я готова на любые фантазии, и сделаю всё, чего Вы не пожелаете…

Но! Мощный удар, нанесённый клинком в прекрасное личико, лишил любых надежд на удачное избавление; зато он вызвал нестерпимую боль, от которой вырвался пронзительный, ни с чем не сравнимый, вопль. Не сильно изобилуя в извращённых фантазиях, бесчеловечный маньяк-убийца оставил Ксюшу без зрения; из глазниц он напился свежей девичьей крови, а следом изрезал красивое тело, имитируя кровожадное половое сношение. Затем откусил соски, не позабыл про милые губы, а дальше всё вместе сожрал. Прямо тут же, у бездыханного трупа.

Однако! То не был конец безумному зверству: воскрешённый садюга отправился к обездвиженным жертвам – имел намерение довершить незаконченное убийство. Раненный в ногу да лишённый бинокулярного зрения, Константин, в отличии от умиравшего Виктора, привлёк внимание потустороннего изверга гораздо попристальнее; незрячий парень ползал возле разверзнутого пути и, водя перед собою руками, изливался жалобным стоном: