– Ну вы, остроумные братаны, глядишь, и даёте? – произнёс Константин, когда все вместе собрались и когда обступили двух недоразвитых хохмачей, тупоголовых придурков. – Даже я поверил в правдивость потусторонней истории.
– Но, – вставила рыжая девушка, – хотелось бы всё же узнать: как вы умудрились проделать всё так естественно и как получился ужасный эффект с землей, а следом с парением в воздухе?
– Нет ничего ни более ни менее сложного, – едва просмеявшись, охотливо разъяснил Арсений, – вы же ведь знаете, что братец мой, «наковыристый», является сторонником всяких изобретений, неожиданных спецэффектов. Вот он и додумался соорудить загадочное устройство, снабжённое пружинным, вверх поднимающим, механизмом; ещё оно способно и взрыхлять, и откидывать почву. Дышал он через обычную трубку, подводившую под землю уличный воз…
Договорить молодой озорник не успел, потому как прямо позади родного брата увидел (НЕЧТО!) такое, что полностью лишило природного дара речи. Так получилось, все остальные стояли к нему лицом и не видели, что происходит за личными спинами.
– Ладно… уже, – нашлась что с улыбкой промолвить Кристина, не оборачиваясь назад, – мы на ваши тупые шуточки ни разу больше не попадёмся, даже и не надейтесь.
Самонадеянная особа была неправа… Всем здесь присутствующим нужно было не просто бояться, а затрястись от несказанного ужаса: за спиной у Виктора возник кое-кто, навеявший замогильным холодом и заставивший испугаться не знавшего страха крутого Арсения. Невероятно! Позади второго проказника стоял мужчина пятидесятисемилетнего возраста, обладавший на редкость выразительным взглядом; он не излучал ни нормального сострадания, ни человеческой жалости, а лишь неистовое безумство да чувство скорой жестокой расправы, несшей с собою и крайнее наслаждение, и насказанное удовольствие.
Как же потусторонний посланник выглядел? Высокий, под два метра ростом, он имел худое телосложение, обладавшее жилистой, физически сильной, фигурой; лицо являлось продолговатым, обличающим умного человека, не лишенного хитрости; под квадратными очками, в обезумевшем взоре, не проглядывалось ничего, помимо непомерной жестокости да яростной кровожадности; частично облысевшая голова не выделялась значительной лопоухостью, а сверху, с боков и сзади имела короткую, с годами поседевшую стрижку. Одетым он оказался (как и во время далёкого следствия) в поношенный чёрный костюм да клетчатую рубашку; она символизировала проходившие в восьмидесятом году Московские олимпийские игры. У любого нормального человека, хотя бы единожды улицезревшего Ростовского потрошителя, не оставалось бы и тени сомнения, что возникшим чудовищем является именно он. Тот явно не собрался просто лишь испугать, нет! Он собирался решительно шуровать, в чём моментально развеял любые, даже скептические, сомнения. Следующим движением из Витиной руки был выхвачен острый нож и по деревянную рукоятку вонзён (о, ужас!) в собственного хозяина.
Не дожидаясь, пока парень рухнет, сражённый, на голую землю, бездушный убийца поводил остриём клинка туда-сюда-обратно; как и раньше, он имитировал половое сношение. После десятого раза извлёк опасный предмет наружу и полоснул им по горлу рыжеволосой Кристины. От полной неожиданности та не успела даже понять, что же с ней в действительности, безвозвратного, приключилось. И здесь зловещий «душегубитель» не сильно разнообразил возвратно-поступательные движения; он резал шею, пока остриё не уперлось в плотную ткань девичьего позвоночника. Из повреждённых артерий багряным фонтаном хлынула кровь, обильно поливая и воскрешённого маньяка-убийцу, и порезанную дурнушку, и стоявших поблизости молодых людей. Те напрочь опешили и не смели сдвинуться с места. Недоумённая девушка как-то непривлекательно захрипела, пытаясь чего-то сказать, но, единственное, выдавила (буль… буль…) нечленораздельные изречения. Пораженный в области печени, Виктор оседал на хладную землю, но (дивное дело!) он всё ещё оставался живым и инстинктивно хватался за повреждённое место.