Что ты включил?!

Как, что – новости.

Переключи сейчас же! Там должен быть концерт!

Но дай же мне посмотреть хоть у тебя нормальные новости. У нас этот канал не показывает.

А мне надоели эти новости! Насточертело всё это – и на работе, и дома – одно и то же! – Она вскочила с места, схватила пульт и стала переключать каналы.

Никаких концертов уже конечно не было. Был сплошной траур. Шли Советские фильмы про войну и героизм Советского народа.

Вот тут не выдержали и его нервы:

А меня достали ваши дурацкие концерты! Отконцертились! Вон – смотри свои сов деповские фильмы! Соскучились?! Смотрите!

Не смей на меня орать! Много вас таких! Приготовь, подай,.. да ещё оно же, в моей собственной квартире будет командовать – что мне смотреть!

Конечно, ты же у нас член «Правящей партии»!

Я посмотрела бы – куда бы ты делся, если бы был Завучем школы! Много вас – таких умников!

И тогда он послал её на известное всем слово!! И она вконец рассердилась, и сказала, чтобы он шёл вон! И добавила, когда он оделся, как солдат по тревоге, и уже был в прихожей:

Ключи оставь!

Он бросил ключи на полку у зеркала, открыл двери и вышел вон!

В маршрутном такси Виталий ехал один, не считая водителя, но он этого не замечал. Его всего колотило, а в груди клокотало «Всё правильно. Всё правильно» – успокаивал он себя. «Всё так и должно было быть. Это должно было произойти. Сколько ж можно играть в поддавки. Ничего. Ничего. Какое сегодня сентября? Ха, ровно тринадцать лет назад – я так же бежал из другой квартиры – из родной. Тогда, казалось, что роднее того дома и нет больше ничего на свете. Вот то были переживания! А это что, это так – семечки».

И действительно, он сравнительно быстро успокоился, в принципе. И стал размышлять по этому поводу более философскими категориями: «Тогда, тринадцать лет назад – был канун крушения Советского Союза. Интересно, а сейчас канун, какого крушения? Или канун – чего?» И он вспомнил о своём реанимированном компьютере, а главное – о возвращённом к жизни, файле «ДИТЯ».

Виталий подошёл к своему дому, когда начинало смеркаться. Отомкнув входную дверь, и открыв её, он тут же наткнулся на мать, как будто она специально крутилась у порога, зная, что он вот-вот вернётся.

Тю! Ты, что ли? Господи Сусе! Уже вернулся? Что ж такое? Поругались, что ли?

Что ли, – подтвердил он, стараясь держать себя в руках, и не разругаться ещё и с нею.

А потому, он быстро снял туфли, надел чувяки, юркнул в свою комнату и даже закрыл дверь за собой. Здесь, он так же быстро переоделся, разобрал стол, зашторил окно, зажёг

свечу, включил компьютер, и припал к нему, открыв файл «ДИТЯ», и найдя в нём то место, где остановился он уже больше недели назад.

@ @ @

«Мессир промолчал и широко зашагал, изящно переставляя свою трость и стуча каблуками туфель по асфальтово-булыжной мостовой, ведущей к Дону. Голицын пожал плечами, глянул на непривычно-голубое небо, и последовал за своим непредсказуемым гостем. А дорога под их ногами становилась всё непотребней и непотребней: рытвины, ухабы, ямы и грязь.

Какой ужас! – не выдержал Голицын, – что с дорогой, что здесь вообще происходит: дорога раздолбана, какие-то заросли, брошенная постройка с зияющими пустотой окнами, гниль! Я знал этот переулок, он не был таким. Что это за бардак?!

Это вы у меня спрашиваете? Интересная постановка вопроса. Это я должен у вас спросить, дорогой старожил, что за бардак?

Да, но зачем надо было идти именно этим! переулком?

Видимо, так решил боцман.

Какой ещё – боцман?!

Да, Пётр Григорьевич, кажется, вы были всё же правы, – сказал Мессир, остановив свой ход, – здесь тупик.