Возиус отстал, и Майра, забрав у него рюкзак, принялась подбадривать брата рассказами о птицах. Он уже забросал Майру – а точнее, Элианну – вопросами о неведомых существах; его походка стала бодрее. Однако у отвесного обрыва над океаном мальчик замер.

– Они умерли, да? – хрипло спросил он. – Все птицы?

Майра передала вопрос Элианне и помрачнела, услышав ответ.

– Да… погибли… все. Мне жаль, Воз. Не стоило тебе про них рассказывать.

– Нет, мне понравилось, – ответил он, глядя в пустое небо. – Жаль… Хотелось бы увидеть, как они летают, на что они вообще похожи.

– Ну, может, когда-нибудь да увидишь, – ответила Майра, возвращая братишке рюкзак.

Возиус взглянул на нее с сомнением, но больше ни о чем не спрашивал, и Майра не стала делиться последним образом, который показала Элианна. Это было не воспоминание, а лишь догадка о том, какая участь постигла птиц во время Конца. Охваченные пламенем, они падали на землю, точно метеоры, и рассыпа́лись крохотными угольками.

В полдень друзья сделали привал в тени невысоких скальных выступов, чтобы пообедать. Внизу до самого горизонта простирался океан, и ни одной птицы не парило над волнами, не срывалось в пике́ за рыбой.

«Эти небеса мертвы», – подумала Майра.

Калеб заметил, как она нахмурилась.

– Эй, выше нос, Джексон, – сказал он, в два укуса проглотив батончик из сушеных водорослей. – Не все так плохо.

Майра ощутила прилив тревоги, рука машинально метнулась к рюкзаку с провизией. Запасы стремительно таяли, но она молчала об этом, не желая попусту беспокоить спутников, тем более что сделать с этим ничего было нельзя. Майра отбросила мрачные мысли и изобразила уверенность:

– Ты прав. Мы все еще живы.

– Говори за себя, я вот с голоду умираю и ног не чувствую.

Майра ущипнула его за лодыжку, и Калеб дернулся.

– Святое Море! – воскликнул он. – Больно же!

Майра озорно улыбнулась:

– Я, конечно, не врач, но ноги ты вроде прекрасно чувствуешь.

– Это моя лодыжка, гений, а я про ступни. Такие мозоли, что все немеет просто. Спорим, некроз уже начинается. Пройдет время, и ступни вообще отвалятся.

Майра заткнула его поцелуем. Она сама не знала, что на нее нашло, просто хотелось забыться любым способом.

Отстранившись, она застенчиво улыбнулась:

– Я бы любила тебя и безногим калекой. Взвалила бы на закорки и несла до самого Первого ковчега.

– С каких пор ты такая веселая? – спросил Калеб, ошарашенный ее вниманием.

– С тех пор как начался обед, наверное.

Калеб обнял ее за плечи. Прижавшись к нему, Майра позволила утешить себя, от души желая, чтобы это помогло, но напряжение не спадало. Они сидели в тени скал и жадно пили воду из фляжек, пока наконец Элианна не поторопила их. Остаток дня они шли по горным склонам и каменистым равнинам, отдаляясь от побережья, если дорога становилась непроходимой, но неизменно следуя его изгибам, все время на север.

И вот, когда дневной свет стал гаснуть и солнце погрузилось в клубящиеся на западе розоватые облака, ребята наконец разбили лагерь. Калеб и Пейдж отправились к берегу наполнить фляги, а Возиус принялся готовить ужин. Майра отмерила сушеных бобов и риса, после быстро спрятала мешочки с продуктами в рюкзак. Возиус как будто не заметил, что запасы подходят к концу.

– Помощь нужна? – спросила Майра, расстилая постель у печки.

Это отцовское изобретение работало на аккумуляторе. Потерев ладони, Майра протянула их к конфорке. Вечерний воздух стремительно остывал.

– Нет, спасибо, – криво усмехнулся Возиус. – Справлюсь.

Скоро вернулись Калеб и Пейдж, принесли фильтрованную воду и принялись расстилать постели. Пейдж прищурилась на небо: