– На батон хватит, а на килограмм пшена – нет, – шепчет она себе под нос, безнадёжно качая головой. – Придётся взять полкило.

Мать все деньги тратила на детей. Сама ходила в старых стоптанных туфлях и пальто, которое подарил ей муж ещё в год рождения Сони. И если бы не тётя Мирра, у которой мама часто одалживалась «до получки», семье пришлось бы совсем туго.

Вообще-то, Соня по паспорту была Роза – Розалия. Так захотел отец. Но Розой её никогда не называли, а звали по имени матери – Соня. Получилось это само – собой: «Вон Сонина девчонка пошла», – говорили соседи, или – «Сонину-то не видела?» В конце концов, все словесные дополнения исчезли, и осталась только имя – Соня. Соня не огорчилась. Возможно, она напрасно добровольно отказалась от имени, данном ей при рождении: ведь известно, что изменение имени или фамилии могут радикально изменить всю жизнь человека. Сильное звонкое имя «Роза» казалось ей напыщенным и неуместным, и больше подходило какой-то взрослой тёте, чем молоденькой хорошенькой девочке. К своим четырнадцати годам она превратилась в стройную волоокую красавицу с высокой грудью и смешливым жизнерадостным характером. Все мальчишки с их улицы почитали за счастье угостить её семечками, донести до дома портфель, или сбегать за билетами в кино. Особенно домогался её внимания Эдик – мальчик из соседнего дома. Они учились в одной школе, но он был на два года старше, и его мама спала и видела красавицу Соню – девушку из приличной еврейской семьи – своей невесткой. Мама Эдика ни секунды не сомневалась, что Соня чистокровная еврейка, тем более в городе, где большая часть жителей были евреи. Однако Соня была еврейкой только по матери, отец же был русским. Эти факты не скрывались, но и не афишировались. Возможно, Соня и стала бы со временем женой Эдика, если бы не случайная поездка Сони к отцу.

Папа давно приглашал детей на время каникул погостить у него на Урале. «Да, и матери будет немного легче», – убеждал он. Брат категорически отказывался от любых отношений с отцом. Он был старшим и отлично помнил трагедию ухода его из семьи. Помнил, как мама поседела за одну неделю. Помнил тот переполненный плацкартный вагон и маленькую сестрёнку на руках плачущей матери. Соня, более мягкая и менее непримиримая, смотрела на ситуацию иначе. Она решила, раз отец бросил их, то пускай немного позаботится хотя бы о ней.

На день четырнадцатилетия Сони мама решила сделать подарок и отправить её на летние каникулы к отцу. Соня обрадовалась – она почувствовала себя совсем взрослой, если поедет одна почти через всю страну. Вечером, сидя под цветущими каштанами и дурея от запаха белой сирени, Эдик почему-то ей сказал:

– Ты не вернёшься. Но помни, я тебя всегда буду ждать.

Соня совершенно не придала значения его словам. Ей льстило внимание такого красивого мальчика, да ещё старше неё. Ведь их дружба была предметом зависти всего класса и всей их улицы.

Лето 1966 года выдалось на Урале тёплым и солнечным. Военный Городок, приютившийся в глухой тайге, где служил отец после войны, разросся и похорошел. Везде торчали какие-то антенны, установки, вышки. Жёсткий пропускной контроль способствовал дисциплине и организованности. Жизнь здесь была спокойной и безопасной. За грибами и ягодами ватага девчонок ходила в сопровождении солдата, и то больше для того, чтобы не заблудились в лесу. Зато по Городку можно было передвигаться беспрепятственно куда угодно. В одну из таких бесцельных прогулок Соня, нос к носу, столкнулась с парнем. Опустив голову, парень медленно шёл по дороге. Подойдя ближе, она разглядела в его руках какой-то прибор. Парень внимательно следил за прыгающей стрелкой и не замечал ничего вокруг.