– Боюсь, Вася заметит. Тогда плакала моя свобода. В клетку запрёт и не выпустит.

– Я думал, ты мне друг, а ты… хуже сосиски, – надулся поросёнок. – Ту хоть съесть можно.

– Вечно ты, Хрюнчик, голодный. Тебе, и утром и вечером полное корыто накладывают. А мне – сухой кусок хлеба… Иногда косточку обглоданную… – сказал Шарик.

– Корыто корытом, а на десерт требуются деликатесы.

– Видел, как ты лопаешь всё без разбору, будто вкуса у тебя нет.

– Что ты понимаешь во вкусах? – дёрнулся поросёнок. – Разве не знаешь: есть свинячьи вкусы, есть собачьи, а есть птичьи.

– У собак, не спорю, есть вкус. А у вас, свиней?.. – ухмыльнулся Шарик.

– Наш вкус самый вкусный, вкуснее всех вкусов, потому мы едим всё – и собачье, и свинячье, и птичье.

– Зато вкус у нас изысканный, как у интеллигентов.

– Ага, изысканный… Ограниченный он! Все интеллигенты тощие и бледные. А надо быть розовощёким, как я.

– Интеллигенты не тощие, а подтянутые, – втянул Шарик живот.

– Ха! Подтянутый. Зимой в будку забьёшься и так от холода дрожишь, того смотри – гвозди из досок вылетят.

– Дрожь тепло нагоняет.

– Лучше от сытости паром дышать, чем голодным от холода дрожать.

– О вкусах не спорят, – сказал попугай. – И вообще, хватит вам, а то опять поссоритесь.

– Почему говорят «поссоритесь»? – спросил Шарик.

– Слово «поссоритесь» возникло от слова «сор». Когда люди ссорятся, у них изо рта сорные слова вылетают. Даже противно слушать.

– Вот тебе и интеллигенты, – чавкнул поросёнок.

– У тебя разве не вылетают? – спросил Шарик.

– У меня не грубые слова, а мелодичные звуки.

– Врёшь…

– Не вру!

– Тогда помелодируй, а мы оценим.

Поросёнок закрыл глаза, набрал воздуху, напрягся, а потом завизжал, что было сил.

Попугаю показалось, что от противного визга закачались деревья, да так, будто на них налетел ураган. Голова наполнилась звоном, в ушах появилась нестерпимая боль. Обхватив голову крыльями, он свалился с дерева.

У Шарика свело челюсти, и он заскрежетал зубами. Не в силах больше терпеть поросячий визг, он подскочил и что было сил, впился в ляжку поросёнка. Визг оборвался, в воздухе повисла звенящая в ушах тишина. Вдруг резкий удар копытом в челюсть, и Шарик покатился под пригорок.

– Чего кусаешься?! – закричал поросёнок.

Шарик, ударившись спиной о торчащий из земли камень, остановился.

– Я не кусал, а клапан твой перекрывал, – перевёл он дыхание.

– Какой клапан? – не мог взять в толк поросёнок.

Ему казалось, что он так красиво визжал, что хоть сейчас выставляй его на сцену. Там он точно собрал бы бурные аплодисменты. Но этот неблагодарный пёс, который другом ещё называется, вместо оваций – кусать…

– Ты под дерево глянь! – гавкнул Шарик.

Поросёнок обомлел. Там, скрючив пальцы, неподвижно лежал попугай.

– Что это с ним? – прошептал поросёнок.

– От твоих мелодий когти скрючил.

– Неужели я так сильно?..

– Сильно – не мыльно! Надо срочно искусственное дыхание делать!

– Я мигом! – бросился поросёнок к попугаю.

Кеша слышал разговор друзей. Он помнил, какая огромная у поросёнка пасть. Возьмёт и нечаянно проглотит. Попугай заёрзал:

– Я не вкусный!

– Лежи и не двигайся! Я тебя буду оживлять. Искусственное дыхание буду делать, – раскрыл поросёнок пасть во всю ширину.

– Не надо! – задрожал попугай. – Не ешь меня! Я ядовит!

Но поросёнок, видя, что Кеша пытается ускользнуть, ухватил его зубами за хвост и… Во рту оказался пучок перьев.

– Что ты делаешь? – возмутился пёс.

– Ты же сам просил сделать ему искусственное дыхание. Вот я и стараюсь, – выплюнул поросёнок перья. Ему давно хотелось научиться делать что-нибудь полезное.

– Он и без тебя очнулся! Соображать надо! Ты же без хвоста его оставил!