Ее будущие попутчики представляли собой семью, состоящую из среднего возраста четы, двух молодых женщин, одна из которых беременна, двух мужчин того же возраста, парня лет на пять старше Даши, четырех детей от пяти до девяти лет. Более удачных попутчиков невозможно вообразить.
Этим хорошие новости не ограничивались. Группа была свежеприбывшая. На это указывали их растерянные взгляды, расспросы окружающих (большей частью безрезультатные), где и как расположили вещи. С уверенностью можно заключить – штурм поездов в толпе беженцев не был привычным для них занятием и никто из них не имел ни малейшего представления о том, что предстоит им через четыре часа.
За исключением парня – робкого и неуверенного – ничто не указывало на то, что группа намерена интеллигентно пропускать впереди себя всех желающих без разбора. Среди всех других хороших новостей – при всем уважении к ним – эта новость была лучшая. Трое старших мужчин были скроены по одной выкройке. Невысокий рост, ширококостные. Безрукавки открывали мускулистые руки. Либо отец с сыновьями, либо с дочерями, слепившими по отцу шаблон для выбора суженых. Шахтерская семья – сама не зная почему, решила Даша.
Удовлетворенная достижениями, Даша отправилась в комнату дежурного по вокзалу в предвкушении новых хороших новостей. Что-то вроде «Нету добра без добра» или «Пришло добро – открывай ворота» Интересно, как бы это выразил Рома. Он был мастером на подобные обороты.
На стук никто не отозвался. Терпеливо выждав несколько секунд, Даша постучала сильнее. Дверь дежурного по вокзалу не отозвалась. Даше стало стыдно за себя. На что она рассчитывает? На плечах Семен Борисыча и двух его помощниц громадный вокзал, тысячи пассажиров, десятки поездов и бог знает сколько чего другого, а она требует внимание к себе. Она отошла в сторону. Недалеко. С каждым шагом зубы сдавливались сильнее, пока не заскрежетали. «Из таких, как я, состоит эта самая тысячная толпа пассажиров, а мой поезд один из десятков других. И не я вынудила Семен Борисыча предложить подойти в одиннадцать».
После получасового напряженного бездействия дверь дернулась и выпустила из дежурки Семен Борисыча. Даша бросилась к нему.
– Не мешай. Я занят. Потом, – оттолкнул он ее словами и взглядом, что было еще обиднее, чем, если бы воспользовался руками.
– Когда потом?
– Не знаю. Через час, может быть.
Разыгрывался новый спектакль, в котором роль для Даши уготовлена не была. Она бросилась к двери в дежурку. К радости, запереть ее еще не успели. Вошла, переступая через «важные вокзальные секреты» своим постыдным «недопуском». Обратилась к женщине постарше, стараясь успеть до того, как та выгонит ее. Даша так хорошо понимала этих людей, тяжело работающих в этой комнате. Они все надежные, знающие, добрые и отлично обучены заботиться о массах трудящихся, тысячах и даже десятках тысяч пассажиров. Никто никогда не учил их заботиться о ком-то единичном.
– Семен Борисыч сказал подойти к одиннадцати. У него будет информация о бакинском поезде.
– Помню, – устало произнесла женщина, – он сейчас подойдет.
– Я могу и сама посмотреть, – пытаясь вялым безразличием обмануть бдительность помощницы дежурного по вокзалу и ее ассистентки, – всю ночь принимала сводки и могу их преотлично читать. Зачем беспокоить Семен Борисыча – у него и без меня дел невпроворот.
Дашино безразличие никого не обмануло. Две другие женщины понимали происходящее лучше нее. Были завалены работой и проблемами. Но к счастью, имели одну важную особенность – недолюбливали Семен Борисыча. Помощницы дежурного переглянулись, и Даша очутилась в центре новой театральной миниатюры. Та, что помоложе, отошла к окну и принялась упражнять поясницу, плечи и локти, пытаясь взбодриться, извлечь из себя свежесть и дать возможность той, что постарше, быстро прошептать: