– Я пришла почтить твою память, отец… – вновь улыбнувшись, сообщила ветру Милагреш. – Я несу тебе добрую весть! Не прервалась витали рода… Твоя кровь течёт в моих венах и в твоём будущем внуке. Знай, что имя твоё не забыто, Луко Лобо.

Зверь бежал сквозь зелёный лесной сумрак. Травы ласкали его морду, ветви и листья щекотали мохнатые бока. Нити божественных соков, камня и земли – наполняли ноздри бесчисленными ароматами, манили и опьяняли.

Он бежал так стремительно, будто вновь оказался в детстве. В тех временах, когда они с другом-человеком носились по этим краям со смехом, визгом, хрюканьем, словно были сами хозяевами леса. Не знали они в те времена ни страхов, ни печалей, ни сломанных костей, ни рваных ран.

Не было в те времена между ними никого. А любовь человечьих родителей окутывала обоих и защищала надёжнее всякой шкуры. Шли годы, чёрные бока зверя делались шире, росли и клыки. Уже сам он защищал семью от хищников.

Был он вдвое выше своих взрослых сородичей, гораздо сильнее. Да и срок его жизни оказался значительно дольше! Не всякий медведь рискнул бы ввязаться с ним в драку, а уж волки и подавно уносили лапы.

Зверь не помнил, но люди рассказывали: всё потому, что появился он на свет необычным образом. Должен был помереть, как братья и сёстры, разодранный клыками волков, да выжил благодаря силе волшебной. Дик – прозвали его с тех пор, сокращённо от слова «диковинный».

Не только это, но и многие слова двуногих знал необыкновенный зверь. А его друг-человек словно бы понимал его звериный язык. На охоте и во время отдыха они общались не хуже, чем люди. А порой понимали друг друга без слов гораздо лучше, чем многие прямоходящие.

Он защищал людей от зверей, но не смог уберечь от человека. Женщина появилась внезапно, после долгой отлучки его друга. Женщина любила красные одежды, пахла камнем, мёртвыми деревьями, из которых двуногие строят жилища, и… волком. Волосы и глаза её были непривычно светлыми, а улыбка бледной. Бледной, да желанной!

То, как смотрел на неё друг-человек, причиняло зверю странную, неизвестную доныне боль. Они оба и раньше расходились по весне, ведомые особым голодом. Потом всегда возвращались, чтобы охотиться вместе. Однако на этот раз всё было иначе.

С тех пор по лесам зверь бегал один. Груз годов вдруг отнял всю былую лёгкость. И только весеннее время немного облегчило ношу, что давила не на спину – на грудь.

Зверя вдруг обуяла злость, захотелось рыть землю, ломать кусты и валить деревья. Вот бы сейчас попался ему на пути достойный противник! И противник появился.

Из тени вышел человек. Был он выше и мощнее многих мужчин, однако в поступи его был изъян. Шёл он, сильно хромая. Одна нога была уже другой, будто кусок дерева рос из колена.

Пах незнакомец ещё более странно. Вроде и человек по силуэту, однако дух нечеловечий. Чужой землёй от него веяло, нездешней глиной и растениями, песком, дорожной пылью, солёной водой. Но при этом было в духе что-то очень знакомое, даже родственное.

Зверь замер, опустив голову, уперев копыта в землю и готовый напасть. Противник остановился, тоже разглядев его среди листвы.

– Какая могучая свинюшка! – раздался низкий одобрительный хохот. – Да что это я по-северному заговорил? Разве зверь может знать человечий язык? Или?..

Кабан возмущённо рыкнул, дёрнул хвостом, давая знать, что понимает, что не боится. В руках незнакомца он не видел оружия, а чем ещё может быть опасен человек, даже пахнущий столь чудно?

– Ты ведь не простой секач, верно? – продолжил незнакомец.

Он сделал шаг вперёд. Кабан повторил его движение. Уже не тоска и злость владели им, но бередило грудь любопытство. Он негромко, как бы снисходительно хрюкнул: