Чем дальше следовала странница, тем отчётливее различала речь и оттенки человеческого духа. Как будто вдалеке вели неторопливую беседу. С другого конца доносилось тихое пение детского хора. Музыки не было, только тоненькие голоса. Изредка песнь подхватывали взрослые. Мелодия то возрастала, то затихала, то срывалась на тоскливую, режущую уши фальшь.

Где-то совсем рядом послышались шаркающие шаги. Сначала одни, затем другие, чуть увереннее. Дженна замерла на месте. Существ становилось всё больше. Раздался шелест, шёпот. Воздух дрогнул от близкого присутствия, наполнился запахами.

Дженну окружили. Она почуяла слабое удивление, интерес. Девушка стояла посреди тьмы, вибрирующей витали жизни. Она инстинктивно выставила вперёд согнутые в локтях руки и широко распахнула невидящие глаза.

«…Как возможно существование во мраке? – пришла страшная мысль. – Или же это я ослепла?»

Чьи-то тонкие пальцы дотронулись до её спины. Через плечо они скользнули к груди, затем изучающе коснулись лица. Дженна почувствовала, насколько сухие эти руки. Кожа на них будто зачерствела, обрела землистый запах.

– Ты нездешняя, – заметил женский голос. – Недавно здесь? Нет, не думай, что ослепла. Все мы зрячие… Постепенно ты привыкнешь и станешь различать тени.

– Неужели новая сосланная? – спросила другая женщина – кажется, сочувственно.

– Я сама пришла, – призналась Дженна. – Только не знаю, туда ли…

– И куда же ты хотела попасть, несчастная? – прошамкал старческий голос, хриплый и тихий.

– Я ищу нижний мир, – проговорила Дженна. – Темницу для предателей, которые перешли на сторону того, у кого нет имени…

Драконица не успела закончить фразу. Она ощутила, как внезапно интерес к ней истаял. Не видя, она точно поняла, что её собеседники отвернулись и направились прочь. Дженна поняла этот немой ответ.

– …О, несчастная, – снова пробормотал кто-то.

Шёпот стал затихать, рассыпался. Кажется, рядом осталась лишь та женщина, что коснулась Дженны.

– Пойдём со мной… – тяжело вздохнула она. – Я расскажу, где можно спать и что надо есть, чтобы избавиться от чувства голода. Ты ведь знаешь, что умереть здесь не так просто?

– Догадываюсь, – прошептала Дженна. Она знала, что муки ссыльных должны быть долгими, но не ведала одного: – Почему здесь нет света?

– Свет – это зло, – её спутница негромко рассмеялась, да так, что по спине побежали мурашки.

И снова воцарилась тишина. Лишь шорох проходящих и лёгкий говор ручья невдалеке.

– …Я слышала детские голоса, – произнесла Дженна.

– Удивлена? – спросила женщина. – Законы жизни властвуют даже на нижних мирах. Мы спим, едим, размножаемся… Всё это бесконечно и бессмысленно…

– Это жестоко, – нахмурилась Дженна. – Обрекать детей на подобное существование.

– Вовсе нет, – безразлично ответила женщина. – Им не с чем сравнивать. Они счастливы. Они не видят друг друга, не видят, во что мы превратились, чем стали. Они – наша единственная радость.

– Как… зачем создатели темницы позволили это?

– Это радость, но одновременно и наказание нам…

Изгнанники, предатели, взбунтовавшиеся и поверженные маги были наказаны жестоко. Они не только испытывали голод до еды и прикосновений, не только понимали, что зачинают и рождают детей во тьме и большего не смогут им дать. Но тугая и прочная витали жизни – жизнь, длившаяся бесконечно долго, – произвела новый вид вечно старых, дряхлых созданий.

Бессилие было общим недугом для малых и пожилых. Люди и нелюди, наделённые способностью ходить, говорить, мыслить, постепенно теряли эти свойства. Из поколения в поколение передавая нежелание двигаться. Сосланные сюда и родившиеся здесь уподоблялись растениям. И постепенно Дженна становилась одной из них…