Строй разбойников возмущённо загудел. Им не понравился ответ Боева.

– Быть посему, энто ваш выбор, – сказал атаман. – Тогда прощевайте, тараканы запечные. Я предлагал вам искупить свой грех, но вы выбрали обратное. – Он привстал на стременах и громко крикнул: – Гришка?!

– Здесь я, атаман, – выбежал коренастый бородатый мужчина и замер, ожидая приказаний.

– Этих, – Осипов вытянул руку с нагайкой в сторону казаков, – вывези в степь подальше и… – Он описал нагайкой круг, и все поняли, что означает этот жест.

– Всё понял, атаман, – кивнул Гришка и обернулся к строю: – Мишка, Кузьма, а ну вяжите энтих нехристей и в сани!

Казаков мгновенно раздели, связали и уложили в сани. Сверху на них набросили какие-то старые шубейки, и… Гришка взял в руки вожжи.

– Браты! – закричал атаман стоявшим в строю разбойникам. – Разведка сообщила, что приближается большой обоз с хлебом, отобранным продотрядовцами у наших братьев казаков и крестьян бесхребетных! Так вот, сейчас мы выступаем, и… Заберём у нехристей ими награбленное! Не щадить никого! Продотрядовцы и чоновцы тоже не церемонятся с нашим братом!

Сняв шапки, разбойники помолились, затем вскочили в сёдла, и лишь после этого Гришка дёрнул за вожжи. Долго ехали казаки в санях, сами не зная куда. Крепко связанные руки и ноги не позволяли шевелиться. Да и разговаривать они не могли, так как рты были заткнуты кляпами. «Куда же он нас везёт? – думал Василий. – Шлёпнул бы побыстрее, и вся недолга. Наверное, туда завезёт, где никогда люди не ходят. Свалит в сугроб, и хоронить не надо. А может, зря мы в Егоркину банду не вступили? Может, выбрали бы момент и…»

– Тпру-у-у! – выкрикнул вдруг Гришка, и сани остановились.

«Вот и всё, – подумал огорчённо Василий. – Видимо, вот он, конец моего пути жизненного. Интересно, как он нас кончать собирается. Перестреляет по одному или зарежет? Хоть бы сразу насмерть, а то будем мучиться, от ран и мороза изнемогая…»

Возница снял с них шубы, и Василий увидел в его руке подаренный Иваном Петровичем штык. «Ну вот и всё, – снова подумал он и зажмурился в ожидании удара. – Кого же первым пырнёт этот страшила – меня или…»

Но Гришка никому не нанёс смертельного удара, а перерезал верёвки на руках и ногах Боева. Затем он освободил его рот от кляпа. Пока удивлённый Василий растирал затёкшие запястья, Гришка освободил Комарова и Рубцова.

– Одевайтесь, – сказал он. – Атаман дарует вам жизнь и свободу, радуйтесь…

– Как это? – казаки переглянулись. – Дык он…

– Валенки здесь, в соломе, сыщете, – продолжил возница, отвязывая от саней пристяжного коня. – Атаман вам сани с кобылякой дарует, чтоб до дома быстрее добрались.

Он взобрался в седло и вытащил из валенка штык.

– Вот энту хреновину тоже возьмите, – сказал он, ухмыльнувшись. – А коня и сани атаман Ваське Боеву задарил. Харчи в дорогу тоже в соломе сыщете, а теперь прощевайте, казаки!

Гришка подстегнул коня нагайкой и вскоре исчез из виду в бескрайней степи.

– Я отказываюсь верить в то, что случилось, браты, – воскликнул Михаил Комаров. – Нас что, помиловали, эдак получается?

– Получается, что так, – вздохнул облегчённо Рубцов, извлекая из соломы пару изъеденных молью и растоптанных валенок. – А я уж с жизнью распростился, покуда ехали, и все молитвы, кои на ум пожаловали, перечитал.

– Я тоже молился слёзно, – признался Михаил. – Я много знаю молитв, но не мог вспомнить и половины.

Он извлёк из соломы пару валенок, которые оказались ещё «краше», чем у Рубцова, и натянул их на ноги.

– Вот и харчишки тут, – сказал Михаил, развязав мешок, найденный в санях. – Ну-ка, чего тут нам разбойнички положили?