– Нет, чего нет, того нет, – усмехнулся Чернев. – А жаль, в хозяйстве «максимка» сгодился бы. Ну-у-у… Раз не берёшь оружия, то… – не договорив, он развёл руками.

Собирая Василия в дорогу, родственники не поскупились, набили его вещмешок продуктами. Иван Петрович подарил ему ношеный, но добротный тулуп и дал новые валенки.

– На-ка, возьми вот ещё, – протянул он отточенный, как бритва, австрийский штык. – Ежели вдруг что, хоть отмахнуться чем будет.

– Нет, не надо мне никакого оружия! – запротестовал Василий, но родня настояла на своём.

– Мясо, хлебушек порезать, – «увещевала» его Пелагея. – Это ведь не ружьё, стрелять не придётся.

Поддавшись уговорам, Василий взял штык, и родственники успокоились. Очередной раз выслушав наказ и напутствия Ивана Петровича, он поочерёдно обнялся и расцеловался со всеми, после чего уселся в сани вместе с Рубцовым и Комаровым. Возница тут же лихо присвистнул, дёрнул за вожжи, и лошадка резво помчалась по хуторской улице.

19.

Вот уж неделю брели казаки через Башкирию увалами, косогорами, падями, лощинами. Выбившись из сил, останавливались передохнуть и шли дальше. По пути заходили в сёла, но на ночлег их пускали всё реже и реже.

– Ещё пару дней, и жратва закончится, – сказал на привале в лесу Михаил Комаров. – Чем ближе к дому, тем злее люди.

– И я заметил то же самое, – вздохнул Иван Рубцов. – Ладно уж в избы не пускают, понять можно: боятся вшей занесём или украдём чего-нибудь. А вот те, кто мимо на санях едет, почему не берут? Не на себе ведь тащить нас, верно, братцы?

– Ну почему, кто-то и подвозит, – сказал Василий, грея над костром руки. – Как-никак, а Башкирию перешли. До дома совсем маленько остаётся.

– А я погреться в избе у печи мечтаю, – сказал Михаил. – Ладно, покуда морозы терпимые. А вот придавит покрепче, и костры не спасут. Один бок отгорит, а другой отмёрзнет.

Когда казаки вышли из леса в степь, поднялась пурга. К вечеру у них уже совсем не осталось сил противостоять стихии, и Василий перестал верить, что им удастся спастись. Только мысль о доме и упрямая злость двигали им. Он упорно шагал вперёд, шатаясь и падая, и, словно тени, следовали за ним Комаров и Рубцов.

Спасение пришло неожиданно. Силуэт человека вдруг вырос у них на пути, словно он вышел из непроницаемой снежной пелены. Казаки замерли на месте, не веря своим глазам.

Человек что-то прокричал, но они из-за воющего ветра не разобрали его слов. Тогда он призывно махнул рукой, развернулся и пошагал куда-то в сторону. Казакам ничего не оставалось, как последовать за ним. Утопая по пояс в снегу и выбиваясь из сил, они продолжали путь гуськом. Внезапно незнакомец остановился и обернулся.

– Ждите здесь! – крикнул он Василию и словно растаял в пурге.

Иван и Михаил приблизились к Боеву.

– А куда это он? – прокричал Рубцов. – Чего он тебе сказал, Василий?

– Велел здесь оставаться и его дожидаться.

– А ты не разглядел его рыло? – прокричал Михаил. – Он больше на лешака, чем на человека, похож.

– Он… – Василий хотел ответить колкой фразой, но, открыв рот, захлебнулся ветром.

Незнакомец появился рядом так внезапно, словно не уходил никуда. Он махнул рукой и почему-то пошагал в обратном направлении.

– Он что, сам дорогу сыскать не может? – прокричал Рубцов озабоченно.

– И эдак может быть, – отозвался Василий. – В эдаком аду сам Сатана заплутать могёт!

Незнакомец шагал уверенно. Измученные казаки с трудом поспевали за ним. Спустя четверть часа они дошли до какого-то дома. Внутри за столом сидели несколько бородатых мужчин. Они молча потеснились, уступая место вошедшим.

Казаки разделись, перекрестились, глядя на висевшие в углу образа, и присели за стол. Боев поклонился спасшему их человеу: