Ни пластиковые стулья, ни липкий стол, который не торопилась протереть немолодая официантка, не могли помешать Фатиному счастью. Сравнивать ей было особенно не с чем. В ее родном районе единственным публичным местом, куда могла отправиться молодая девушка в сопровождении старшей родственницы, был базар. Чайхана как место встреч и задушевных разговоров предназначалась исключительно для мужчин. Опытный чайханщик знал все про завсегдатаев, помнил, кто из них что любит, и его грязный фартук, несвежие скатерти и мухи в заведении совсем не говорили о неряшливости и уж тем более об отсутствии прибыли – нет! А какие столы он накрывал для «своих»! Избранные могли пользоваться особыми привелегиями. Чайханщик, как правило, был достаточно состоятельным человеком, особенно для села. Он ездил на хорошей машине и выдавал своих дочерей за уважаемых людей. Как невинное чаепитие, так и гастрономическое пиршество всегда могли закончиться важным мужским разговором и серьезной договоренностью.

Оглянувшись вокруг, Фатя увидела несколько таких же молодых пар и подумала: как все же ей повезло в жизни! Сидит на Приморском бульваре и ест ложечкой почти растаявшее мороженое, посыпанное шоколадной крошкой, с красивым женихом. Купил бы он ей то заграничное платье – была бы еще счастливее, ей Богу!

…Кто-то настойчиво теребил ее за руку, и ей пришлось открыть глаза. Увидев невестку, она выразила недовольство: опять она мешает ей досмотреть такой хороший сон! Фатьма решила отомстить и, поохав и пробурчав «ах, как больно» и «спать опять не дают», все-таки спросила:

– Что?!?

– Мама, просыпайтесь! Сейчас доктор придет. Давайте я покормлю Вас и переодену.

– Какой доктор?

– Семен Маркович, помните? Он уже приходил к Вам два раза.

– Зачем? – то ли притворяясь, то ли действительно ничего не помня, спросила Фатьма-ханум.

– У Вас был инсульт, мама. Доктор хочет посмотреть, как идут дела…

Может быть, подберет новое лекарство.

– Какой инсульт? Это у соседки со второго этажа был инсульт, ее дети сразу к себе забрали, сейчас уже ходит…

– И Вы пойдете, надо только начинать двигаться.

– А ты, я смотрю, медсестра? – ехидно подметила женщина. – Так хорошо говоришь, сладкий язык у тебя!

– Нет, я жена вашего сына, Рауфа… помните меня, мама?

– Я тебе не мама, у меня свои дочки есть! Я их жду!

– И они тоже скоро придут, – Сева старалась не обращать внимание на выпады больной старухи, – давайте сходим в туалет, белье поменяем, доктор скоро придет, неудобно при нем…

– Уйди! Я сама пойду! – Фатьма оттолкнула руку женщины и пробовала подняться с кровати сама, – И воды горячей поставь! Помню, когда мы с Вагифом и детьми приезжали в район, в наш старый дом, он первым делом всегда чайник ставил и грел воду мне и девочкам в большой кастрюле.

– А где Вагиф? Почему он не приходит?

Сева замешкалась на минутку и сказала:

– Сначала доктор придет, а потом, может быть, и он.

– Врешь ты все! Он давно не приходит – значит, нет его!

Иногда старуха мыслила разумно, и Сева не знала, что сказать в ответ. Она плотно закрыла дверь, чтобы случайно не заглянули мальчишки, и стала мыть больную. Во время всех гигиенических процедур свекровь сопротивлялась, как могла: изгибалась, отталкивала, жаловалась на боль, отгоняла невестку как надоедливую муху, мешая делать и без того непростые вещи…

– Пусти меня! Я пойду в туалет сама!

– Вам нельзя одной, давайте я помогу! – свекровь рвалась встать с кровати.

– Твой туалет, что золотой? Мне нельзя туда ходить?.. Ах, ты какая! Поставь горячую воду, я сказала! Сама купаться буду!

Сева заметила, что парализованная рука Фатьмы-ханум может двигаться: та хватала ее обеими руками и мешала. Что с головой – молодая женщина понять не могла. Старуха и правда ее не узнает или намеренно изображает потерю памяти, чтобы высказать все, что думает на самом деле?