По дороге ехали молча. Молча, ни на кого не глядя, прошли по асфальтированной дорожке. Женя сразу включил напольный вентилятор, снова сжал плечи, нашел губы, сдернул купальник, не отпуская от себя ни на шаг.
И Саша нырнула в эти волны чувственности совершенно чужого мужчины, утопая в его нежных прикосновениях, уступая силе его желания. Тело сначала затвердело от смущения. А потом стало податливым от поцелуев, стало требовать большей нежности, близости, самой большой близости. Саша несмело провела ладонью по жестким от соли вихрам, затем выгнула грудь навстречу губам, ладоням, сильному телу.
Когда все кончилось вершиной неземного взлета, и Женя лежал рядом с закрытыми глазами, она, пошарив у изголовья, вытащила горячую простыню и натянула на живот и ноги.
– Поспи немного, – Женя чмокнул во влажную ключицу.
В комнате от темных занавешенных шторами окон пробивались на пол тонкие лучики от вспыхнувшего на улице фонаря. Лопасти вентилятора, поворачиваясь вокруг оси, гнали горячий воздух. Было жарко. Саша, задремав, уплыла на этих волнах.
Очнулась снова от горячих губ, ладоней, и опять упала в полусознательную дрему. И было не стыдно от влаги, выливавшейся на гостиничную простыню, от откровенного мужского взгляда, вседозволенности чужих рук.
– Люблю, люблю, люблю, – прошептал Женя уже глубокой ночью, когда протяжно позвал в дорогу пассажиров гудок тепловоза на железнодорожной станции.
Под окном с шумом прошли отдыхающие санатория, возвращаясь с закончившихся танцев. Саша заснула, тесно прижавшись к обжигающему телу.
Проснулись ночью почти одновременно и снова утонули друг в друге…
«Господи, как я днем ему в глаза посмотрю – распутная женщина!» – эта мысль мелькнула на миг, когда Женя укутал ее легким тканевым одеялом, чмокнул в щеку, повернулся к ней голой спиной.
Она проснулась засветло. Стараясь не шелестеть пластиковым пакетом, достала и надела ночную рубашку, закуталась в теплый плед, с ногами
залезла в глубокую нишу широкого мягкого кресла, стараясь не поворачивать голову в сторону кровати, где спал Женя.
Сейчас, утром казалось нереальным, словно приснилось в эту жаркую ночь то, что произошло вчера так стремительно, неудержимо, этот реальный взрыв неистовости их слияния после размеренности дороги, томительного молчания, внешне душевного спокойствия в течение почти целого дня. И Женя, вдруг ставший таким близким, ближе не бывает, – все это заставило Сашу покраснеть. И это «люблю» среди ночи. А скоро рассвет. И как в «Бегущей по волнам» Александра Грина: – Я знал, что утром увижу другой город – город, как он есть, отличный от того, какой вижу сейчас.
И что будет завтра? Послезавтра? Через месяц?
– Иди ко мне, – позвал негромко Женя, и она скользнула в его крепкие объятия, не думая больше о завтрашнем дне, желая только, чтобы не кончались эти минуты абсолютного счастья.
Глава 9. Любовь.
Мучительно это – и видеть, и слышать,
И воздухом рядом дышать,
И взгляд твой, внимательный, ждущий,
Улыбкой беспечной отваги лишать.
Как в юности, вздрагивать от прикосновенья,
Года прошумевшие проклинать,
Весну прославляя, лететь над землей в нетерпенье,
С тоской ожидая осеннюю хлябь.
Когда обессилено сердце затихнет
И глухо в угрюмом саду в такт шагам застучит,
Где лист, опечаленный, тихо кружится,
Волной накрывая промерзший грани.
Они встречали рассвет, сидя на одеяле, на вершине горы Улаган, закутавшись в куртки, обнявшись. Солнце долго выбиралось из-под по-осеннему нависшей синевы, дул прерывистый, с паузами теплый ветер.
Саша молчала. Вот здесь, на пологом распадке древней горы, когда-то бывшей дном доисторического моря, усеянной камнями с отпечатками древнейших раковин и растений, она поняла, что любит этого большого ласкового незнакомца больше всех на свете.