Да, кто-то меня берег, – повторил Игорь Васильевич.

Он стал задумчив и замолчал. Притихли и Даша с Ильей. В прозрачной тишине стрекотали цикады и пели птицы. Солнце било в чашки на столе и в окна, воздух хотелось глотать и смаковать, как конфету. Война казалось далекой и нереальной, как страшная сказка на ночь.

– Мне до сих пор часто снится один и тот же сон. Я сталкиваюсь с фашистом лоб в лоб, выхватываю пистолет, жму на курок и с ужасом понимаю, что у меня нет патронов, и сейчас выстрелит он. Тогда я просыпаюсь.

Даша прощалась до завтрашнего дня с Игорем Васильевичем, Илья стоял рядом, а дядя смотрел на них как-то особенно, но ничего не говорил. И им вдруг обоим почудилось в его взгляде то, что он, может быть, хотел им сказать: «Подумайте, как хрупка и мимолетна жизнь. Не упустите ее, не пропустите это мгновенье. Оно может никогда не повториться.»

В этот вечер они, не сговариваясь, повернули от города туда, где сразу за околицей расстилались луга, вырастали леса. Перламутровый закат красил кромку неба. Душисто пахло скошенной травой. Они тихо, молча брели в сумеречную прохладу, где уставший день прятал в лесной черноте свое лицо. Таинственные тени расчерчивали тропинку, сверху перешептывались и судачили о них деревья, и бархатная трава манила их прилечь и забыться. Ароматы полевых цветов кружили голову, и голосистый соловей выводил свою любовную трель.

Губы прильнули к губам, лицо утонуло и задохнулось в сладком запахе волос, ладони стиснули ладони и прижались к груди, ноги переплелись и не хотели уже расставаться. Одежды мешали кожей ощутить кожу, и они сбросили их. Аромат горячего тела смешался со свежестью травы и пряностью лугов и задурманил, закружил их в объятьях. Подступающая летняя ночь окутала их легким одеялом и спрятала от посторонних глаз.

На следующий день они опять пришли к Игорю Васильевичу, но по блеску в глазах, по мимолетному прикосновению рук, даже по походке, казалось бы, порхающей, в них чувствовалась перемена.

После обряда чая, в лучах склонившегося к горизонту солнца, Игорь Васильевич сказал:

– Мне хочется рассказать вам историю, связанную с этим самым местом, на котором мы сидим, на котором стоит дом, легенду об Акулине.

Даша, вы ничего о ней не слышали?

– Нет, расскажите, пожалуйста, – и Даша, как маленькая девочка в ожидании сказки, едва удержалась, чтобы не захлопать в ладоши.

– Здесь, на высоком холме у слияния двух рек, в этом красивейшем месте долго никто не строился. Мой отец, твой дед, Илюша, переехал сюда из Суздаля после революции, решил тут обосноваться и выстроил этот дом. Намного позже он узнал, что место это считалось проклятым, ведьминым, и здешние люди избегали и побаивались его. Ведьму звали Акулина, а сама эта история насчитывает уже триста лет.

В конце XVII века эти земли принадлежали молодому князю Борису Куракину. Он был известным транжирой и гулякой. У него был дом в Москве, и сюда он приезжал редко. На этом самом месте, где мы с вами теперь чаевничаем, стоял его охотничий домик или усадьба, точно уже неизвестно, но наезжая в эти края, он останавливался именно здесь. На месте нашего городка располагалось большое село Яковлевское, довольно богатое, и крестьяне, жившие в нем, были крепкими, даже зажиточными по тем временам. Были у них большие наделы земли, а зимой при доме они работали на ткацких станках и неплохо зарабатывали.

Жила в этом селе молодая пара: Петр и Акулина, красивые, ладные, приветливые, открытые, на людях, как говорили. Детей у них не было.

Был однажды князь в селе наездом и случайно увидел Акулину. Увидел и влюбился в нее. Но, видно, не захотел шума поднимать и решил ею тайком завладеть. Точно не знаю, какая тогда война шла, с турками, наверное, но Петра в один из худших его дней схватили и забрили в солдаты. Домой он уже никогда не вернулся, сгинул на чужбине. А к Акулине князь частенько стал приезжать, только не давалась она ему, хоть он и князь.