С той встречи и с похорон прошло полгода. Сегодня сестра позвонила сама и попросила заехать.
Они сидели на кухне, пили чай. Наталья Андреевна начала разговор, по своему обыкновению, без предисловий.
– Надо что-то решать с родительской квартирой. По завещанию она принадлежит нам с тобой в равных долях.
– Что же тут решать?
– Она тебе нужна? Когда были живы папа с мамой, ты не так часто их навещал.
Илья Андреевич подумал, что сестра права. К родителям они обычно заходили с Дашей, когда вместе бывали в Москве. Когда он приезжал один, то останавливался у Татьяны с Анютой. Ему вдруг стало стыдно за себя и неприятно, как бывает, когда скажешь что-то злое и грубое, и уже невозможно обратно воротить слова.
Наталья Андреевна по-своему поняла его молчание.
– Я думаю, тебе есть, где остановиться в Москве, а жить ты здесь не собираешься.
На секунду Илье показалось, что сестра знает и о Тане, и об Аннушке. «Откуда? Нет, не может быть.»
– Чего же ты хочешь?
– Ты знаешь, что Саша собирается жениться?
– Нет, он нам не говорил.
Илья снова подумал, какой Саша стал скрытный, каким он стал далеким и от него, и от Даши. «Ладно я, – подумал он, – но с матерью-то зачем так. Она же по ночам не спит, все ждет от него звонка. А он: тетке сказал, а матери нет.»
Стало обидно за Дашу. И снова неясное раздражение и на него, и на себя, и на сестру затлело в груди.
– Он собирается жениться, – повторила Наталья Андреевна. – Ее зовут Оля. Хорошая девушка. Он приходил сюда с ней.
Наталья Андреевна немного смягчила тон:
– Он хотел вам об этом сообщить. Наверное, не успел.
– Хорошо. Причем тут завещание? Они и так могут жить в родительской квартире. По-моему, ты об этом хотела меня спросить?
Голос у Натальи Андреевны стал таять. Она сама стала похожа на расплывающуюся от весеннего солнца снежную бабу. Она потеплела лицом и смягчилась улыбкой.
– Илюша, неужели ты не понимаешь, что им нужна своя квартира?
– Я же сказал: пусть живут в этой квартире. Я там, действительно, редко бываю.
Илья искренне пытался понять, чего от него хотят, и не понимал. По примеру своих родителей он привык, что, как само собой разумеющееся, все, что имеет он, принадлежит и его детям. Быть может, советское воспитание наложило свой отпечаток, но слово «наше» для него было ближе, чем «мое».
– Илюша, им не нужна твоя часть, им нужна своя квартира, – уже тверже сказала Наталья Андреевна. – Напиши Саше дарственную.
– Я же там прописан, – недоумевал Илья.
Он все еще жил прошлыми временами, когда московская прописка играла чуть ли не решающую роль в жизни.
– Никто тебя не собирается выписывать. Хотя зачем тебе эта прописка? В Москве ты не живешь, у тебя есть дом. Ты и так, как сыр в масле катаешься. Если захочешь, сможешь еще одну квартиру купить. А Саше жить негде. Не вечно же ему у меня ютиться. Да еще с женой. А там и дети у них пойдут.
Илья подумал, что сестра права. И квартира, и прописка остались в прошлом. Зачем ему все это? И вслед за этими мыслями всплыло еще не до конца осознанное ощущение вины перед сыном. Будто он недодал ему чего-то, будто он виноват в том, что Саша отстранился от них с Дашей. И снова едкое чувство невосполнимой пустоты и утраченных лет по отношению к сыну кольнуло его сердце.
– Хорошо. Пусть будет по-твоему.
Наталья Андреевна облегченно улыбнулась, зная, что брат никогда не переменит решение. И эта победная улыбка напомнила вдруг Илье Андреевичу Таню, когда она сообщила ему о своей беременности.
«А ведь они чем-то похожи», – неожиданно подумал он.
II
Свадьба проходила в два этапа. В первый день молодые расписывались, на второй – венчались. Дарью Степановну и Илью Андреевича пригласили на венчание. Оно происходило в маленькой старинной московской церкви, где, кроме родственников и друзей, никого из прихожан не было. Из собравшихся они знали только своего сына и руководившую всем его тетю. С Сашиной женой они познакомились второпях и в суете на пороге церкви.