Савелий снова огляделся и вдруг увидел изящный продолговатый предмет, поднял его и уверенно нажал на кнопку. Раздался щелчок, и в свете факела блеснуло стальное лезвие. Как же они так оплошали, подумал он, оставить такую улику рядом с трупом… На ноже даже осталась кровь, напоминавшая ржавчину. То ли небрежность, то ли уверенность в своей безнаказанности. Скорее всего, и то и другое.

Савелий тщательно обтер нож тряпкой и сунул в карман – красивая и нужная вещь, «в хозяйстве пригодится». Он вдруг подумал о том, что этим ножом был убит человек. И неважно, была ли в чем его вина, может, он и заслуживал смерти, но Савелий был уверен, что человек сам не имеет права чинить расправу! Не имеет! Должен быть суд, виновный должен иметь возможность оправдаться, защититься! Савелий вдруг со злостью сплюнул на сырой бетонный пол. Перед глазами встал тот подонок, что приставал к Наташе. Здоровенный такой бугай, и она, нежная, тонкая и беззащитная. Не окажись он рядом, неизвестно, чем бы все кончилось. Таких убивать сам Бог велел!

Ну, вот, договорился, нечего сказать! Выходит, нельзя все расставить по полочкам, невозможно быть со всеми одинаково ровным. Выходит, в каждом конкретном случае нужно подходить индивидуально и поступать по-разному. По-разному… Савелий покачал головой: совсем запутался. Поступать по-разному?! Но как определить, что ты не допускаешь ошибки? Кто даст гарантию, что ты сам не ошибаешься?

Ему (неизвестно откуда он слышал эту древнюю мудрость, да еще по-латыни) вдруг вспомнились слова: «Эра-ре гуманум эст» – «Человеку свойственно ошибаться». А значит, коль скоро судьи тоже люди, то и они могут ошибаться… Какой-то замкнутый круг получается: преступники должны быть наказаны, а определить степень их вины должен человек, который сам может допустить ошибку! Так что же, не судить? И каждый судья должен быть высоко порядочным, честным и беспристрастным и судить должен сообразно своим убеждениям и понятиям. Вот и выходит, что каждый человек может быть судьей. Может-то, может, но имеет ли право? Вот в чем вопрос…

Так размышляя, Савелий добрался наконец до телефона-автомата. Как ни странно, трубка не была оторвана и тут же отозвалась длинным гудком, едва он снял ее с рычага. Савелий быстро набрал номер.

– Да, вас слушают! – услышал он знакомый голос, и его сердце заколотилось.

– Наташа, это ваш новый знакомый… – с трудом преодолевая волнение, отозвался он.

– Знакомый по имени Рекс? – Она проговорила это как-то неуверенно, и ему было непонятно, рада она звонку или нет. – Я уж всякое терпение потеряла, нехороший вы человек! Как же так можно? – Ее голос дрожал.

– Простите, Наташа, я не пони… – растерянно начал он, но девушка тут, же прервала:

– Он не понимает, видите ли! Столько времени прошло, я вся испереживалась! Хотела уж в милицию обращаться, да остановило то, что вы тогда на это слово странно среагировали. Нельзя же так! – тихо добавила Наташа.

– Наташа, я очень прошу меня простить: не думал, что будете так переживать за меня… – Он действительно был удивлен и сейчас не знал, как себя вести. – Я несколько раз порывался позвонить, но в последний момент передумывал. Правда, один раз все-таки позвонил, но услышал, видимо, вашу бабушку и…

– Дал деру? – Она вдруг рассмеялась. – Бабушка мне говорит: позвонил какой-то твой ухажер и молчит. Я ему «алло, алло», а он посопел-посопел, да и положил трубку! Она так смешно изобразила свою бабушку, что Савелий очень легко представил ее и весело рассмеялся.

– Вы сейчас заняты, Наташа? – осторожно проговорил он.