» я многих повидал: убогих телом, душой, обиженных на людей, на жизнь, на власти… Словом, каждый в душе нес хотя бы какую-то обиду, которая и заставила уйти в мир. Возьми меня, к примеру, как-никак четыре курса Бауманского, это тебе не хухры-мухры! Престижный вуз. – Он горестно вздохнул. – Педагоги говорили: очень перспективный молодой человек! Уже на первом курсе такой реферат состряпал, что завкафедрой ахнул… Да что говорить! – махнул он рукой.

– И что же случилось?

– Что могло случиться с таким, как я? Без роду, без племени, приехал из глубинки России… Кто такой? Откуда? Кто его родители? А все мои данные умещались в пару строчек: «Родителей нет, проживал по дальним родственникам да по соседям». Очень уж мальчик стремился к знаниям! – Он вдруг хихикнул и полез к краю «кровати», вытащил бутылку водки, на четверть отпитую. – Ух ты, моя хорошая! – Чмокнул ее и ласково погладил. – Глотнешь?

– Давай, – пожал плечами Савелий.

– Ты действительно странный тип: в твоих глазах я все время вижу безразличие, а это очень опасный симптом для молодого еще человека. Можешь поверить мне как старшему. Тебе сколько?

– Не знаю…

– Не знаешь или не помнишь?

– Какая разница, когда не можешь ответить.

– С одной стороны, никакой, а если глубже взглянуть, то может оказаться существенной… – Он сделал несколько больших глотков, зажевал куском хлеба, затем протянул бутылку Савелию.

Савелий глотнул пару раз и даже не поморщился, отказавшись от хлеба.

– Силен, нечего сказать! – Мужик покачал головой, подхватывая бутылку. – Мне уже шестой десяток стучит… – Он глубоко вздохнул. – Проскочила жизнь, как свисток паровоза. И пожить-то не успел как следует. Так вот, люди вокруг завистливые, не выносящие чужого успеха. А у нас курс был привилегированный: сыночек одного из секретарей партии учился, будь она неладна! Фамилию, правда, уже запамятовал, громкая такая, известная, ну и не понравилось этому сыночку, что какой-то там периферийный мальчик лучше его по всем статьям. Ну и пошло-поехало: то выговор, то взыскание… Другому даже и не заметят, а мне – как бы побольнее. Ну и не выдержал я – сломался!

– Сыночку вмазал?

– Если бы, – жалобно вздохнул тот. – Кабы врезал, то сейчас бы ни о чем не жалел! – гордо пояснил он, снова хлебнул из горла и предложил Савелию, но тот отказался. – Как хочешь… К ней припал. – Мужик кивнул на бутылку. – К ней, родимой! С тех пор почти и не просыхаю. За редким исключением, когда на больничную койку угораздит, а пару раз и в ЛТП отдыхал.

– ЛТП?

– Тебе повезло, что не знаешь, – ухмыльнулся мужик. – Лечебно-трудовой профилакторий! Алкоголиков, короче, там лечат. Что твоя тюрьма! Те же решетки, охрана… Только и различие, что судимости нет. За это время все и подрастерял: родных, семью, дети отказались… Бог им судья! Я тут давеча, когда про тебя услышал, позавидовал даже. Да-да, не усмехайся. Позавидовал! Думаю, вот бы и мне, как этому мужику, тебе, в смысле, память бы отшибло. Чтобы ничего не помнить из своего прошлого. Класс! – Он восхищенно причмокнул и снова отпил. – Возможно, жизнь бы повернулась на все сто восемьдесят!

– А я бы многое отдал, чтобы узнать о своем прошлом. Кто я? Откуда? Зачем на свет появился? – Савелий начал говорить тихо, но с каждым словом все повышал и повышал голос.

– Как тебя забрало! На, выпей, может, полегчает. – Его собеседник вновь протянул бутылку.

Савелий на этот раз взял, скорее машинально, сделал несколько глотков, заставив поволноваться хозяина водки, испугавшегося, что ему больше не достанется. Он успокоился, когда получил бутылку назад. Допил остатки и аккуратно поставил пустую посуду на цементный пол.