– Рад, что вышел ты из ущелья проклятого, уж не чаял и увидеть тебя, решил уж упокоиться.

– Так лишь ночь я провел в том пути и вернулся вот.

– Без малого, пять дней тебя не было. Думал, сгинул ты Бога вызвавши, аль убил он тебя, за дерзость твою.

– Нет, не убил, он пришел, оказал милости, дал ответ на вопрос мой истинный, указал мне путь к дому моему, идти мне надобно.

Обсказал я ему как было все. Как шел я сквозь страх и боль, и пришел на гору, как молитву читал, как ответ держал. Показал я ему чешуйку драконию.

– Сила в ней Тём великая. Убережет от многих бед тебя чешуйка волшебная. Что ж ты весь в крови, коль не бился ты?

– Как я сказывал, что я меч свой как палку использовал, да опорою определил себе острие лезвия. Ох, пойду, доспех вымою, весь в крови я в собственной как со двора вышел забойного.

И действительно вся одежда была в засохшей крови. Подошел я к берегу стал одежды снимать и в воде замачивать. Посмотрел на тяпки, на руках размокшие в крови заскорузлые, и решил, не будет худа в том, что промою я раны водою свежею. Развязал я тряпки и стал их отстирывать, чтобы посушив вновь раны закрыть. Как стирал, отвалились струпья с ран моих, а там кожа молодая розовая, как и не было ран моих. Подивился я этому, показал руки духу озера.

– То Бог тебя вылечила, есть такое предание, что прикосновение Кладриэля лекарство от болезней всех мыслимых, особливо в бою полученных. Вот такая тебе милость от Бога нашего.

Посушив одежду на солнышке, я оделся и пошел обратно к людям в мир. И сказал мне дух на прощание:

– Ты молитву ту, что читал, чтоб меня узреть почитай, когда сил не станет и совет тебе нужен будет. Завсегда теперь с тобой я буду. Нет мне смысла более ходить берегами моря-озера. Путь в тебе я нашел.

Испарился он, сии слова сказавши. И пошел я один далее. И видел я путь свой, как змея он вился и пропадал за горизонтом дальним.

По обеду сидел я на третьем ярусе, пил я чай послеобеденный, как пришел мой сын младшенький.

– Все готово к отъезду батюшка. Все собрал, как велел ты я князю нашему. Пушек больше теперь стало. Еще две кузнец Леха доделал. Самолично пригнал на подворие, наградил я его сверх платы золотою монетою за его радение. Предоставил он план новой большой кузницы, где метал плавить да пушки делать, посмотрел я его и разрешил тому денег выделить на новое строительство. Как не пушки, так что другое мастерить сподобится.

– Все верно сыне, попей чайку, полакомись.

Как сел он и чаю налил себе, спросил я его, что за суета там у священников.

– Так поутру Тём кузнец вернулся к Евлампию. Как прошел он ворота, никуда не заглядывал, лишь дождавшись как двери храмовы отворилися, пошел он к Евлампию. А сейчас они молебен готовят праздничный. Тём то принес чешуйку Кладриэлеву.

Услышав об этом, я аж подскочил от удивления. Встал я с кресла заволновался очень. Каюсь, все не верилось мне в богов наших. Уж чудны они были сильно. И язык их странен был, говорить нам на нем запрещалося, то лишь тем, кто им служил, можно было звуки речи их издавать. Да и не видел их никто из живущих мне знакомых. Стало страшно мне, что не верил я, в храм ходя ихний.

– Погоди с отъездом сыне, позови ко мне того Тёма путника, пусть расскажет свое приключение.

*****

Наступил вечер, собрались мои сотоварищи сказ Тёмов послушать. И пришел он, не кочевряжился. Рассказал он сказ свой, как было там, показал нам чешуйку драконию пламенну и шрамы свои чудесным образом залеченные. И поверил я, что не зря храм возведен и не зря мы их славим, так как есть они и вернуться к нам, как в писании писано. Вот свидетельство мощи их и присутствия.