– ОТ ОКНА!

Крик Фиалы взорвал перепонки. Под давлением сильных рук Лара взлетела как пушинка. Фиала, взревев, потащила назад – прочь от радостных лиц. Её леденящий крик не тронул ребят, не изменил выражений. Край обруча на фоне людских фигур мыльным облаком поглотил другой небоскрёб. Здание напротив вспыхнуло мириадом осколков. Увиденное показалось невероятным.

Лару несло назад, вне её воли. Фиала, сопя над ухом, тащила её как кракотёнка к выходу. Громкий “бумс” ударил в перепонки. Будто грозный великан упал на город и зацепил Окси плечом. Зал дрогнул. На стекло прыгнул огромный белый паук. Тысячи лап-трещин разверзлись над головами упавших. Некоторые удержались за перила:

– ОТ ОКНА!

Второе предупреждение оказалось бесполезным. Ребята, потеряв ориентиры, барахтались, как птенцы. Паук над головами сильней раскидывал лапы, хватая стонущее стекло:

– Бегите!

Фиала кричала и тащила её прочь! Скулила и тащила! У приёмной стойки извернулась. Бросила. Лара полетела в укрытие. За миг до падения показался край второго “обруча”. Мыльное облако злобного урагана нашло и, будто стекла не существовало, хлынуло внутрь. Зал сотряс гром. От удара молота взметнулось всё: осколки, фигурки людей, тумбы, лавки, стенды и даже штанги. Стена смерти чёрной тучей метнулась навстречу. Круша, ломая, перемалывая. Сознание утонуло в грохоте. В висок ударил бетон – Лара шмякнулась о пол. Сверху упало тело – тёплое. Родное! Фиала, рыча, закрывала собой от напора бури.

Когда вихрь стих, остался шелест ветра. В грудь ворвалась вонь. Сухая гарь процарапала трахеи… Разрушительный удар заставил кожу онеметь. На одеревеневшие мышцы давили мощные клещи. Челюсть не слушалась: зубы, словно срослись. Лара хотела помычать, дать самой себе знать, что – жива! Но скулы пронзила боль, настолько режущая, что вопрос о живости пропал сам собой. От радости Лара пикнула. Сверху тут же раздался рык:

– Не открывай глаза! – рычала Фиала. – Стёкла! Слышишь?

Суставы ныли, как избитые палкой:

– Стёкла везде. Не шевели ресницами! А теперь сядь! Дай, посмотрю!

Знакомые ладони схватили за шиворот и дёрнули. Лара села. По лицу забегали заботливые пальчики:

– Ресницами не двигай! Вот так… Осколки не должны попасть. Потеряешь глаза!

Спустя полминуты подруга позволила открыть глаза и рот:

– Ну, вот… Теперь можешь. Только медленно, – и тут же добавила. – Где болит?! Говори – где болит?

Шок проходил, оставляя после себя звонкий “з-з-з”, будто в череп нещадно ввинчивали шуруп:

– Не пойму… Ух…

Фиала спрашивала: не болит ли затылок? Говорила что-то о тошноте, бликах, искрах, пятнах… Еë уверенность внушала спокойствие:

– Двигаешься? Значит, нет переломов! Выдохни ртом, чтобы прочистить губы. Сплюнь! А теперь набери воздух ртом и сильно выдохни. Прочисть ноздри! Пыль! Не видишь? Вот так! Затылок болит? Нет? Значит, не сотрясение!

Лара послушно пофыркала. Она диву давалась собранности подруги. Фиала не боялась, не тряслась. Лишь деловито пыхтела, сдувая волосы. Причёска Фиалы под белым налётом посветлела, а лицо от грязи стало тусклым, отчего её облик обрёл единый серый оттенок. У виска пудру извёстки резала тонкая струйка крови.

По залу от растерзанного окна гулял пронизывающий ветер. Лара потянулась за стойку, посмотреть; но Фиала резко толкнула и гаркнула:

– Не смотри туда… Не смотри! Ты что не слышишь, что говорю?!

– Что там?

В ответ сердитое сопение:

– Не надо тебе туда смотреть!

Дыхание прервал застрявший ком:

– По… почему?

– Не надо! Что тебе неясно?!

Фиалина лёгкость испарилась без следа:

– Что там?

– Замолчи! И слушай меня! – Фиала грозно насупилась. – Меня слушай! – она вцепилась в плечи, не давая посмотреть на зал. – Это атака! На Калдар напали! Тебе главное сейчас попасть домой! Ты поняла? Думай только об этом! Только дома ты будешь в безопасности!