– Биографы говорили и писали всякое, даже будто бы во время плавания с друзьями близ побережья Анконы Фра Филиппо угодил в плен к мусульманским пиратам. После освобождения, похожего на чудо, он добрался до Неаполя, а затем и до Флоренции. Однако я сомневаюсь в правдивости этих слов, – Мария Липпи выжидающе смотрит на пращура.

Ему явно нравится и внимание, и услышанное.

– Девочка моя, конечно, это – абсолютная чушь! Историю с пиратами я придумал за бокалом вина, когда уже вернулся. А что? Соврал так хорошо, что все поверили, а потом еще и приукрасили моё враньё каждый на свой лад. Очень меня развлекло это, мне понравилось, и потом я еще много про себя врал. К чему людям знать, что я странствовал и стремился совершенствовать своё умение, им не интересно это. Впрочем, – он задумался на мгновение, – а я действительно был тогда в плену!

– Но Фра Филиппо из монастыря направился-таки на юг? – Мария окольными путями хочет выведать у художника подробности путешествия.

– Я проделал своими ногами длинный путь на север ради того, чтобы познать особенности венецианской школы живописи. Я был в венецианском плену. Краски Тосканы прекрасны чистотой цвета. В Венеции воздух влажный, словно после дождя, и

краски, особенно в солнечный день, насыщены перламутром. Девочка моя, если нет денег на обучение, двери мастерских не откроются. Я учился у многих, я выбирал для себя учителей сам, я находил тех, кому уже не нужно платить. Там я открыл для себя прелести иной жизни. Я полюбил карнавал, он много обещает, и бывает, что не обманывает. В мой первый венецианский день на площади ко мне подошла девица в маске, взяла за руку и повела за собой. Так я открыл для себя большое удовольствие… Но это скучная тема для вас. Вижу и Лукреция опечалилась. Может, для всеобщего удовольствия мы вспомним наше драгоценное время в Прато? Оно для меня ценнее золота!

От длительного сидения на сундуке в неудобной позе затекли мои ноги. Для беглости записи я положила листы бумаги рядом с собой и писала карандашом по ним столь быстро, что некоторые фразы сжались до неразборчивости. Карандаш лишь на мгновение замер в пальцах моих и, не удержав равновесие, скатился на пол. Мы с интересом наблюдали за его перемещением от меня к Фра Филиппо. Художник ловко поймал диковину и, прежде чем вернуть мне, несколько раз чиркнул грифелем по своей ладони.