Мой крик приглушаем звоном ремня, голос хрипит, а я прошу и умоляю Максима остановиться. Его руки шарят по телу, пытаясь снять платье и оголить грудь, я бью Максима, царапаюсь, кричу и кусаюсь, но этим только усугубляю свое положение. Максим не в себе, он матерится, в считанные секунды обездвиживает меня ремнем и поворачивает на живот, я не могу издать звука и еле дышу вперемешку со слезами, а затем слышу его насмешливый голос:

– Вот и все, детка! Сегодня все случится!

Я всхлипываю и вновь начинаю неистово кричать, пока мой звук не приглушается звоном битого стекла.

А затем ощущением пустоты на своем теле, легкость, свободу и по-прежнему липкого страха. С трудом переворачиваюсь на спину и пытаюсь избавиться от ремня, что оставил глубокие следы сопротивления на моих запястьях. Звуки молчаливой борьбы и криков Максима действуют на меня почему-то успокаивающе, но ждать своего спасителя не хочется. Хочется скрыться и убежать, но это не суждено сбыться, потому что через секунду наступает тишина и в салоне я вижу темные яростные глаза Владислава.

В весьма потрепанных чувствах я сижу в машине чужеземца. Раскрасневшаяся, напуганная и сама не своя я поначалу не замечаю взгляда Владислава – несомненно злого взгляда. Вся в своих мыслях, вся дрожу не то от холода, не то от страха и произошедшего. Растираю руки, от ремня которые еще минуту освобождал Владислав. От ремня насильника. Не поворачивается язык назвать его иначе, не поворачивается.