Матвей подтянулся и уселся сверху на забор, перекатывая в ладонях очередной снежок.

– Нечего нашу Бусю обижать! – погрозил он кулаком вслед убегавшим собакам.

– Господи, Матвей! Как же я рада тебя видеть! – Ольга прислонилась к калитке, чувствуя, как подкашиваются у нее ноги. – Что ты здесь делаешь?

– А мы петарды пускали! Новый Год же! Только вы маме не говорите, а то она ругаться будет!

В конце улицы показалась машина, и Матвей, присмотревшись, лукаво усмехнулся:

– Я пошел! Вон Кира едет. Теть Оль, а завтра булочки будут?

– Наполеон будет! И все, что захочешь! Приходи с мальчишками. Будем Новый Год встречать! И, Матвейка…

– Что? – Матвей обернулся, готовый уже спрыгнуть с забора.

– Спасибо!

Матвей кивнул и спрыгнул вниз, скрывшись из глаз. Ольга, глядя, как Дон, ухватив за шкирку Бусинку, тащит ее во двор, покачала головой.

– Поводок куплю твоей дочке! Не справляетесь с воспитанием, папаша!

Притихшая, перепуганная кошка всю ночь жалась к Дону, не отходя от него ни на шаг и не реагируя даже на любимую свою Киру. И только под утро, когда уставшая Кира улеглась наконец спать, Бусинка тихо запрыгнула на кровать и свернулась калачиком у нее под боком, уткнувшись носом в живот. Кира обняла одной рукой мужа, другой – кошку и уснула, уже не услышав, как в комнату тихо вошел Дон и устроился рядом с кроватью.

А два года спустя Ольга поставила на плиту тазик с вареньем и выглянула в сад, где Кира с Матвеем собирали яблоки.

– Спит еще? – помешивая варенье, спросила она у дочки.

– Спит.

– Глянуть?

– Не надо, мам. Там обе няньки на посту.

Кира потянулась к следующей ветке, а Ольга прикрутила газ и вышла на веранду. Внучка крепко спала, раскинув ручки. Бусинка лежала рядом с ней в коляске, тихо мурлыча, а Дон вытянулся рядом на теплых досках веранды. Он поднял голову, вопросительно глядя на хозяйку.

– Ничего. Все хорошо! Пусть спит.

Ольга потрепала пса за ушами, провела по спинке замурчавшей чуть громче кошке, поправила простынку, которой была укрыта внучка, и улыбнулась.

– Сережа, что мне с ним делать? Ты же знаешь, у меня никогда собак не было! Я не знаю о них ничего! Ни как кормить, ни как обращаться! А он такой маленький! Вдруг я ему наврежу? – женщина в черном платье и с чуть опухшими от слез глазами осторожно приняла на руки щенка английского бульдога.

– Ох, Лиля, что ты выдумываешь? Когда и кому ты делала что-то плохое? Справишься! Иван очень хотел эту собаку. Ждал, когда щенки подрастут. Мечтал, как вы будете выгуливать этого песика по вечерам.

– И бросил меня…

Лиля прижала к себе сонного щенка и нахмурилась.

Плакать сил у нее уже не было. Всего две недели прошло с тех пор, как она простилась с мужем. В голове все еще не укладывалось, что тот, кого она так любила, ушел так рано, оставив ее совершенно одну на белом свете.

Родственников ни у нее, ни у Ивана не было.

Родители ушли один за другим довольно рано. Ни Лиле, ни Ивану не было тогда еще и сорока. За один год не стало сначала матери Лили, а потом и родителей Ивана.

Отца своего Лилия никогда не видела, зная о нем лишь то, что человеком он был важным, высокопоставленным, а мать работала у него домработницей. Как и что случилось между ними – Лиля тоже не знала. Мама об этом никогда ей не рассказывала. Аккуратно откладывала «на книжку» деньги, которые присылал на содержание ребенка Лилин отец, и проявила недюжинную смекалку, умудрившись сохранить эти средства в условиях вечно меняющейся экономической ситуации в стране. После того как Лиле исполнилось восемнадцать, мать купила ей небольшую однокомнатную квартиру и успокоилась, когда дочь поступила без особых проблем в институт. Училась Лиля всегда очень хорошо. Девочкой была тихой, спокойной. По крайней мере, для мамы. О том, какие страсти кипели у нее за душой, Лиля никогда и никому не рассказывала. Зачем? Это ее переживания и ее фантазии. Пустить туда кого-то казалось ей чуть ли не кощунством.