– Это, Лера, седина… Я сейчас не совсем в себе, какие уж тут волосы, были бы они вообще… Я так резко жизнь свою изменила, когда из Северореченска уехала. Думала, навсегда. Думала, заживём с Илюхой на природе и подальше от Севера. Думала, столько всего в жизни будет – неба, солнца, цветов, любви… А потом опомнилась – неба вон сколько, солнца вон сколько, горы – вот они, стоят… А любви чего-то не видать, и Илюха – то ли есть, то ли нет… И такое отчаяние меня вдруг охватило, хоть на луну вой. Так любви хотелось, счастья, чтоб каждому дню радоваться. У меня такого отчаяния не было, когда муж мой, Сашенька Лойфер, с той студенткой-практиканткой тихонько из города утёк; и даже когда Максима жена с дочкой приехали для меня до того неожиданно, искренне считая, что я просто хозяйка квартиры, в которой геолог залётный комнату снимал, а я тем временем за него замуж собиралась… Не было! А тут зубы чищу, в зеркало на себя посмотрю и думаю – Леночка, что ты здесь делаешь, ради чего это всё терпишь? На работу приду, людям улыбаюсь и чувствую, что весь мир ненавижу… А в ненависти жить для меня вовсе убийственно, я себя забывать начинаю… Ты вспомни, я раньше кого-то ненавидеть могла? Правильно, не вспомнишь, для меня каждый человек как на вес золота был. А! – она махнула рукой, – А ты говоришь, волосы не крашу… Вот соберу себя в кучу, пойму, где я, кто я, зачем я, вот тогда и выкрашусь в тот цвет, которого жизнь моя заслуживает…или оставлю все, как есть!

Лена всегда была очень тёплым человеком, рядом с ней любой чувствовал себя уютно, согревался душой… Но опыт, приобретённый в последние четыре года, не то, чтобы ожесточил её, но сделал как-то суше. Есть, конечно, надежда, что это пройдёт, но пока Лена смотрела довольно жёстко и говорила так же.

– Прости меня, Леночка, несу что попало…

– Да ладно, это ты меня прости. У меня дело прошлое, остаётся только пережить, переболеть, а ты вот опять, кажется, попала. А младшим надо помогать.

– Прям, младшим…

– А что, не так? Мне уже сорок два, а тебе сорок ещё только предстоит. Так что не спорь, младшим… Вот ты скажи мне, Лера, только честно, сама себе не ври, ты Елисеева любишь?

– Чего ты глупые вопросы задаёшь? Конечно, люблю.

Лена фыркнула и покачала головой.

– Вот говорю же, сама себе не ври. Да, он, конечно, парень что надо, умный, обходительный, целых полтора года вокруг тебя кругами ходил, всяко-разно помогал, защищал… Не то, что этот твой – люблю, хочу, не дашь, зарежу… Вроде и любит, и защищает, как может, но всё как-то прячется, чего-то ему не хватает. А ты, молодец, за его друга замуж вышла, даже ребёнка родила… А ты о нём подумала, каково ему всё это наблюдать, вот эту вашу с Елисеевым семью, тебя в таком качестве видеть? Не жалко его совсем? А Елисееву каково вас наблюдать рядом в своём доме, как вы друг на друга смотрите, вы же не просто друг на друга смотрите, а взглядами железо прожигаете. Сами же себя со стороны не видите…

– Ленка, ну, что ты, в самом деле, что мы такого делаем…

– Вот! – Лена подняла указательный палец, – вот ключевое слово – мы! Ты же не говоришь «я», ты говоришь «мы»! Я ведь хорошо помню, какая ты приехала сюда двадцать лет назад. Вроде, смеёшься, нормально общаешься, работаешь, хорошо работаешь, а в глазах такая боль, такое отчаяние… Через год, наверное, только начала в себя приходить. Ты же дышать без своего Володи не могла, не просто жить, а дышать! А сейчас? Только не говори, что стала на двадцать лет старше и изменилась… Ничего не меняется, и время не лечит, это аксиома. Ты месяцами без Елисеева живёшь, что там, на выходные иногда приедет, опять уедет, да, я понимаю, Лиза, заботы, то да сё… Но ты без него можешь! Жить, дышать… Можешь!