– Того, что ты ищешь, Джек Воробей.

Элис опустила взгляд на пол.

– И ту бутылку рома, которую ты купила месяц назад, – продолжил парень, – я тоже продал.

– Ты… продал мой ром?! – Элис казалось, что ее вот-вот хватит инфаркт. – Это же «Клемент» пятьдесят второго года! Да ты хоть знаешь, сколько он стоил?

– Да, – произнес Питер, убедительно качая головой, – потому и продал. Не волнуйся, не пьянчуге какому-нибудь, а “ценителю”, вроде тебя. Впрочем, от пьянчуг вы отличаетесь немногим.

Элис хотела было психануть, накричать, выплеснуть весь свой гнев, что с неимоверной силой нарастал внутри, на него, но вовремя поняв, что делу это не особенно поможет, взяла себя в руки, выдохнула и сказала с бесстрастием:

– Питер, дорогой, послушай меня. Посмотри на мои руки. – Она вытянула вперед обе руки. – Ты видишь, что с ними? Видишь?

Питер кивнул.

– Они трясутся, – продолжила Элис умоляюще. – Я не могу уснуть. Моя голова… она раскалывается от боли. И единственное, что может мне сейчас помочь, так это ебучий ром. Совсем немного. Пару шотов. Я не хочу напиваться. Единственное, чего я сейчас хочу – уснуть.

Питер медленно закивал и произнес с нажимом:

– А теперь ты меня послушай. – Он отлип от стены и широкими шагами стал приближаться к сестре. – Ты вышла из одного замечательного места три дня назад. Это место называется «запой». Двухнедельный запой. И я не планирую пускать тебя туда обратно. Уяснила?

Элис, сдерживая слезы, ответила:

– Хорошо.

– Только не нужно этого, – простонал Питер. – Дешевые манипуляции со мной не пройдут. Тем более, так плохо отыгранные.

Элис перестала притворяться, что хочет заплакать и закатила глаза.

– Ступай к себе, – сказал ей брат.

Они поднялись на второй этаж, Питер шел за ней. Было темно. Горел один единственный ночник в конце коридора. Питер во тьме нащупал ручку своей двери, чуть повернул ее и, не разворачиваясь лицом к сестре, поинтересовался у нее:

– Кошмары?

– Да, – ответила Элис и ничего не добавила, как бы ей этого ни хотелось.

            Питер не стал донимать ее расспросами, кивнул, провернул дверную ручку до конца и скрылся в своей комнате. В ней он ничего не обновлял. Даже плакаты с рок-группами, висевшие на стене еще со школьных времен, их он тоже оставил. Не покупал новое постельное белье вместо старого, которое когда-то было черным, но спустя время выцвело в серое. И ковер, ярко-красный ковер, который отец просто не выносил видеть в прихожей. Даже ночник стоял на своем месте, хотя он уже сто лет как им не пользовался, да и вообще не был уверен, что он в рабочем состоянии. Если бы не гложущее его чувство ностальгии, он бы счел эту комнату полной безвкусицей и давно все переменил.

Зайдя в комнату, Элис легла на кровать и подождала, пока брат уснет. Она знала (думала, что знала), что ему нужно не так много времени, как ей. Спустя десять минут она снова встала, взяла с полки книгу, раскрыла ее и достала оттуда, из вырезанного в ней тайника, маленькую бутылочку Джеймсона, из тех, что продают в продуктовых супермаркетах и ларьках на кассе, и, открутив крышку, прошептала сама себе:

– Видимо, сегодня мы и вправду «просто уснем».

Залпом она выпила все и легла спать.

Уильям Кайзер был владельцем собственного бара на окраине города, где собирались местные пьянчуги (или честные работящие люди) и приносили ему неплохие деньги. Аманда же была прокурором, соответственно, постоянно в разъездах и командировках, что в целом никак негативно не сказывалось на их отношениях. Но, кроме того, Уильям был еще и ценителем музыки своей молодости, и хоть он не навязывал свой вкус детям, Питер все же перенял его у отца. У Билла дома хранилась целая коллекция пластинок всевозможных музыкантов, даже тех, кого он не очень любил. Например, Боба Дилана. Бог знает, чем он ему не угодил. А вот Аманда Дилана просто обожала.