Маргарет, услышав эти отвратительные слова, сопровождаемые пьяным обезумевшим тоном, тут же вскочила со стула, отправила сыновей отсиживаться в их комнате и велела запереться, чтобы, в случае чего, те не попали под горячую руку. Бобби старший влетел на кухню, перед этим, в порыве гнева снеся все, что попалось ему под руку: домашний телефон, настенные часы, торшер, даже семейные фотографии, стоявшие на полке в красивых рамах, и иконы, окружавшие их. Фотографии упали на пол, осколки от рам разлетелись во все стороны. А когда он добрался до кухни, то схватил вилку со стола, нагрел ее над огнем, и попытался прижечь ею кожу на шее жены.

В то время ожогом в виде четырех полос в некоторых районах Мичигана сутенеры помечали своих проституток, чтобы клиенты могли отличать их от обычных откровенно одетых девиц. Женщины с этими метками, если они были выжжены на лице или других постоянно открытых участках тела с трудом могли найти себе работу или заводить новые знакомства, поэтому сутенеры могли не сомневаться в том, что «их девочки» от них никуда не сбегут. К слову, если они и сбегали, угрозами и избиениями их все равно возвращали на место, заставляли ложиться под незнакомых мужчин и выплачивали им за это гроши.

В общем, «метка шлюхи» была самым постыдным что могла иметь при себе женщина. Ходить с этой отметиной – клеймо на всю жизнь.

            Не так сильно Маргарет боялась того, что муж изобьет ее до полусмерти, если вообще не убьет. Намного более страшной ей казалась перспектива того, что ее мужу поверят с большей охотой, чем ей, и все сочтут ее за легкомысленную позорную деваху, которая имеет совесть, будучи замужней и с детьми, изменять своему ненаглядному супругу. Редко когда все оборачивалось так, чтобы поверили женщине.

На кухне раздавались жуткие крики, а двойняшки в это время сидели в своей комнате, трясясь от ужаса. Они думали, вот оно: еще немного, и он ее убьет. Двое маленьких мальчишек окоченели от страха, в горле у них словно застрял огромный ледяной ком, который обдавал все тело изнутри холодом, а где-то там, еще глубже, скатывался другой, на этот раз – из огня. Они были не в силах не то что позвать на помощь, они были не в силах даже сдвинуться с места, пошевелить пальцем.

Боб так и не сумел поднасрать в дальнейшую жизнь жены, поставив на нее гадкую метку, хоть и был вдвое больше. Сильнее? Возможно. Ловчее? Может быть. Но уж точно не в тот момент. Семь банок пива справлялись со своей задачей на ура.

Вилка вывалилась из рук Боба старшего и с грохотом упала на кафельный пол, и пьяница, разозлившись на Маргарет, на себя, на весь мир, схватился за стеклянную миску с конфетами, стоявшую на столе. Разбив ее о край кухонной тумбы, он осколком попытался зарезать жену. Маргарет виляла от него по всей кухне, отбиваясь чем могла, и какое-то время даже успешно, но мужу все же удалось рассечь ей лицо. На нем проступила красная полоса, берущая начало от брови и заканчивающаяся аж у подбородка. Алая кровь брызнула на пол, на белое платье, а затем растеклась по полу, оставляя кляксы. К счастью Маргарет, глаз остался целым.

В конечном счете, ей удалось запереть мужа в кладовой, но тот не намеревался сдаваться, а вместо этого отчаянно колотил огромными кулачищами в дверь, крича оглушительным басом, который под влиянием алкоголя стал еще ужаснее и свирепее:

– Я убью тебя, поганая тварь! Думала, я не узнаю, для чего ты ходишь в эту чертову церквушку? Грязная сука, ходишь туда творить свои шлюшьи дела с этим кобелиной-священничком! Что, мордашка его приглянулась? Ну я-то разобью эту мордашку, и твою разобью, вы погодите!