– Мне надо сообщить об этом своей хозяйке Вирджинии.

– Я уже был у неё. Мадемуазель Вирджиния знает, что ты со мной.

– И куда мы едим?

– Ко мне домой.

***

Домой Джон вернулся к четырём часам. Жил он вместе с родным младшим братом без прислуги в огромном двухэтажном доме, доставшемся им в наследство от отца. Особняк стоял в конце заваленной гнилой листвой дорожки, пролегавшей через заброшенный сад, поросший высокой травой. Справа расположилась конюшня. Позади жилища, прямо за кирпичной оградой шумела пороговая река, которая заканчивалась бурным водопадом.

Джон вошёл в дом и, не снимая пальто, направился к двери, ведущей в подвал, откуда доносились звуки. Спустившись по крутой лестнице вниз, он попал в мрачно освещённое подвальное помещение, по периметру которого были установлены шкафы, занавешенные простынями. В центре комнаты стоял длинный стол, заставленный медицинскими инструментами: наборами скальпелей, ножами для ампутаций и пилами. В углу скопились такие предметы как: искусственная пиявка, кусачки разной модификации, нож для обрезания, проволочная петля для иссечения участка ткани, медный скарификатор, прибор для исправления кривизны носа, серебряный термометр, прибор для стимуляции мышц лица, шовный материал. Но самый главный предмет, который заслуживал особого внимания, расположился в стороне от инструментов. Это был офтальмофантом. Он предназначался для обучения глазной хирургии. В пустые глазницы металлической маски, схожей с человеческим лицом, укреплённой на штативе, вставляли глазные яблоки животных, чтобы студенты-офтальмологи могли на них тренироваться проводить операции.

Джон модернизировал его. Теперь этот прибор выполнял иную функцию. Именно на этом фантоме Джон оттачивал своё мастерство.

Его брат Альберт сидел за другим концом стола и готовил письменные принадлежности для очередного послания. Он не мог выходить на улицу в дневное время суток – из-за аномальной реакции на солнечный свет, ему становилось невыносимо больно, когда лучи солнца касались его чувствительной кожи. Поэтому Альберт всё время проводил в сыром подвале и ни с кем не общался. У него были длинные спутанные волосы с белыми хлопьями перхоти, мертвенно-бледная влажная кожа и обгрызенные до кровавого мяса ногти. Лицо Альберта было испещрено глубокими рытвинами, оставшимися после оспы. Тонкие, обкусанные губы нервно подрагивали, растягивались в неприятной улыбке, сворачивались в трубочку и выворачивались наизнанку. Его лицо постоянно кривилось и двигалось, выражение без конца менялось.

– Он жутко воняет – сказал Альберт, указывая в сторону заднего шкафа, внутренности которого скрывало полотно с жёлтыми пятнами.

– Не выдумывай – отмахнулся Джон – Мы ведь оба знаем, что ты потерял чувство обоняния после того пожара.

Джон снял цилиндр и надел его на офтальмофантом, то же самое он проделал со своими тёмными очками.

– Тебе помочь с застёжками? – спросил Альберт, доставая из-под стола стеклянную банку с мутной желтоватой жидкостью.

– Нет. Я справлюсь – Джон потёр пальцами образовавшиеся складки на щеках – Лицо под ней так и зудит. Но ничего. Скоро у нас появится раствор, который справится с этой проблемой, – он расстегнул ремешки, скрывавшиеся под волосами на затылке, и медленно, бережно снял с лица чужую кожу – Вот так. Сегодня мне придётся воспользоваться этим лицом ещё раз, а пока пусть полежит в обработке. Оно начинает гнить.

Он передал лицо Альберту, и тот погрузил его в бальзамирующую жидкость. Настоящего лица Джона в полумраке не было видно.

– Пришла телеграмма от Нортона. Он достал приглашение на вечер Стэнфорда. И сделает всё, как ты сказал. Готовь деньги – сообщил Альберт, освобождая место для брата.