Оратор пожал плечами.

– Тогда остается только австрийский. С ним вы сможете здесь работать.

– А если запросят отделение полиции, которое его выдало?

– Кто запросит? Если вы ничего не украдете?

– Триста шиллингов, – сказал Штайнер.

Оратор отпрянул.

– У нас твердые цены, – заявил он с оскорбленным видом. – Пятьсот, и ни гроша меньше.

Штайнер молчал.

– Будь это немецкий – другое дело, они попадаются чаще. Но австрийский – это редкость. Какой австриец носит при себе паспорт? Здесь он не требуется, а кто же нынче ездит за границу? Теперь ведь не обменивают валюту. Пятьсот – это даром.

– Триста пятьдесят.

Оратор возмутился.

– Триста пятьдесят я сам заплатил семье покойника. А знаете ли вы, чего мне стоило с ними договориться? Прибавьте сюда издержки и комиссионные. Уважение к покойникам дорого стоит, сударь! Хотите получить что-нибудь свеженькое, прямо на могилке, – деньги на бочку! Только звонкая монета осушает слезы и смягчает скорбь. Четыреста пятьдесят, так уж и быть, себе в убыток, только потому, что вы нам нравитесь.

Они сторговались на четырехстах шиллингах. Штайнер вынул из кармана свою фотографию, сделанную в автомате за один шиллинг. Взяв фотографию, оба ушли и явились через час с паспортом. Штайнер заплатил и сунул его в карман.

– Желаю удачи! – сказал оратор. – Еще один совет. Если срок истечет, мы можем его продлить. Сотрем дату, поставим новую. Очень просто. Единственная трудность – это виза. Чем позже она вам понадобится, тем лучше, – тем больше можно отодвинуть дату.

– Это можно было бы сделать хоть сейчас.

Оратор покачал головой.

– Для вас лучше так. У вас самый настоящий паспорт, какой только можно найти. Заменить фотографию – совсем не то, что подделать запись. И у вас целый год времени. Многое может случиться.

– Надеюсь.

– Конечно, вы сохраните все в полной тайне, не правда ли? Это в наших общих интересах. Самое большее, можете рекомендовать нас надежным клиентам с серьезными намерениями. Как нас найти, вам известно. Засим всего лучшего.

– Всего лучшего.

– Strszecz miecze[9], – сказал молчун.

– Он не говорит по-немецки, – усмехнулся оратор в ответ на недоуменный взгляд Штайнера. – Но у него золотые руки по части штемпелей. Его клиенты – только с абсолютно серьезными намерениями.

Штайнер шел на вокзал. Он оставил там в камере хранения свой рюкзак. Вчера вечером он выехал из пансиона. Ночь провел на скамье в парке. Утром в туалетной комнате на вокзале сбрил усы и после этого сфотографировался. Его охватила бешеная радость. Он был теперь рабочим Иоганном Губером из Граца.

Вдруг он остановился. Ему надо было уладить кое-какие дела еще с того времени, когда его звали Штайнером. Он зашел в телефонную будку и стал искать по книге нужный номер. «Леопольд Шефер, – бормотал он. – Траутенаугассе, двадцать семь». Это имя было выжжено в его памяти. Он нашел номер и позвонил. Трубку сняла женщина.

– Вахман Шефер дома? – спросил он.

– Да, сейчас позову.

– Не надо, – быстро сказал Штайнер. – Говорят из отделения полиции Элизабетенпроменаде. В двенадцать назначена облава. Вахман Шефер обязан быть здесь в одиннадцать сорок пять. Вы поняли?

– Да. В одиннадцать сорок пять.

– Хорошо. – Штайнер повесил трубку.

Траутенаугассе была неприветливой узкой улицей, где жили мещане. Штайнер внимательно осмотрел дом двадцать семь. Дом ничем не отличался от других, но ему он показался особенно отвратительным. Потом он прошел немного назад и стал ждать.

Вахман Шефер торопливо вышел из дому и с деловым видом зашагал по улице. Штайнер пошел ему навстречу с таким расчетом, чтобы встретить его в темном месте. Резкий удар в плечо заставил Шефера пошатнуться.