– Я согласна, – сказала она странным тоном, в котором не было ни капли кокетства, а скорее чувствовалась какая-то снисходительная грусть и даже лёгкая горечь.

Верк повёл её в самое дорогое заведение, имевшееся в этом куполе. На свидание она пришла одетой в элегантное бронзово-чешуйчатое платье с глубоким декольте и умопомрачительно высоким разрезом. Ела она крайне мало, больше пила дорогое игристое вино. Тонкие бледные пальцы брали канапе крохотного размера и огромной цены, отправляли в рот, розовый язык хищно облизывал губы. Застольный разговор, хоть и со скрипом, но двигался вперёд: от самого звука её голоса у Верка слегка кружилась голова. Однако, когда ужин был прикончен и Верк, весь вечер томимый сладким предвкушением, предложил ей отправиться к нему домой, Муна вдруг резко переменилась. На лице не дрогнул ни один мускул, но глаза из насмешливо-тёплых вдруг сделались надменно-ледяными.

– Господин Верк, – сказала она удивительно ровным голосом, – я полагаю, что этот ужин закрыл мой маленький долг перед вами. Но постарайтесь понять: между вами и мной не может быть никаких отношений, кроме рабочих.

Верк, слегка расплывшийся от выпитого и съеденного, вдруг ляпнул:

– Если дело в деньгах, то это не проблема. Я умею быть щедрым с женщинами.

Муна молча встала из-за стола (мраморно-белое бедро сверкнуло в разрезе), взяла узенький фужер на тонкой витой ножке и выплеснула недопитое вино в лицо Верку. Он молча смотрел, вытирая лицо ладонью, как она уходит с идеально прямой спиной.

После случившегося он два дня ломал голову, как загладить вину. Он смутно помнил, что где-то когда-то слышал, будто женщины любят живые растения и живых зверей. На Цоаре растения выращивались в теплицах с сугубо утилитарными целями – для еды. Но за хорошие деньги можно было заказать доставку снизу – с Новой Адмы. Верк, робко постучавшись, вошёл в гримёрку Муны, поставил на пол герметичный контейнер, нажал кнопку и снял крышку: в клубах сухого пара предстал какой-то куст с продолговатыми белыми цветами, источавшими странный запах. Муна сделала вид, что ни Верка, ни куста не существует. На следующий день этот куст оказался в гримёрке очень довольных танцовщиц, которые рассказали, что Муна отдала его им, поскольку у неё от лилий болит голова. Вообще, девки тепло относились к Муне с тех пор, как она заставила Ануара вернуть им гримёрку, а сама отжала у него директорский кабинет на те вечера, в которые выступала, и Ануар шатался по коридорам неприкаянный, а девки тихо хихикали ему в спину.

Щелчок – и на столе засветились три голограммы: пушистый бесхвостый зверёк с шестью лапами, что-то похожее на камень, из которого торчали голова, куцый хвост и четыре странно вывернутые лапы, а также птица с длинным хвостом и большим круглым клювом.

– Что из этого лучше выбрать? – спросил Верк. – Тьма его знает, что ей больше понравится…

– На кой штык тебе это надо? – ответил ему Темир, брезгливо разглядывая голограммы. – Других баб что ли мало?

– Надо, – угрюмо ответил Верк. – Она не такая, как все остальные.

– Не узнаю тебя. Никогда с тобой такого не было.

Верк задумался, заглядывая в прошлое. На самом деле, что-то такое было однажды, но очень давно. Ещё когда у него оба глаза были свои. Среди девчонок борделя, в который он ходил, ему очень глянулась одна, по имени Белла. Черноглазая и круглолицая хохотушка. Он даже приглашал её потом на свидания в её нерабочее время. Он уже подумывал выкупить Беллу из борделя и жить вместе. Как-то раз они большой компанией отправились на прогулку в скафандрах в зону вне купола. Было весело совершать гигантские прыжки при естественной гравитации маленькой Цоары. Но неожиданно они попали под метеоритный дождь. Кое-кому, в том числе Верку, незначительно посекло скафандры, а Белла – единственная из всех – погибла: метеорит прошил шлем и вошёл в мозг. Верк неделю беспробудно пил, а потом постарался навсегда забыть эту историю.