– Женщина – взрыв, баба – петарда, – смеются мужики.

– Шайтан-баба, – щурится угрюмый узбек, скребя ногтями голову.

– Ну… собака страшная, – недоенной ослицей, ревёт сержант.

– Жена у тебя страшная, – парирует женщина. – Вот и гуляете вы, кобели.

Победно оглядев своих товарок, она призывно поднимает руки:

– Слушайте все. Дочка спрашивает мать, зачем та ночью прыгает на животе папы. Мать отвечает, что у папы начинает расти животик, вот она его и сдувает. «Зря, – отвечает дочь. – К нам приходит тётя Фая, с верхнего этажа, и снова его надувает».

После секундного молчания по клеткам прокатывается гомерический хохот. Дежурный ржёт громче, откинувшись на спинку стула. Сержант насупился и низко опустил голову.

– Никак себя узнал, – вновь задирает женщина милиционера. – Эх-х, слабый мы пол бабы, всё мужикам прощаем…

– Точно, – кричат из клетки с мужиками. – Слабый на передок…

– Нет, ребята, – утверждает кто-то. – Просто некоторые мужчины так сильно любят своих жён, что пользуются чужими, чтобы свою не изнашивать.

– Сейчас мужчинам нужно быть очень осторожными, – слышен чей-то голос. – В настоящее время не всё, что накрашено – женщина.

– Точно, – смеются мужики. – Дожили до вседозволенности и гадости. Скоро забудем, как настоящая баба выглядит.

Один из мужчин обращается к растрёпанной толстушке:

– Вот вы, женщина?..

– О… я загадка, окутанная тайной, – кокетничает та.

– Тем более, загадочная вы наша, у вас есть мечта?

– Есть!

– Позвольте узнать… какая?

– Похудеть!

– А что же не худеете? – удивляется мужчина, но на губах его пляшет улыбка.

– Я женщина романтичная, – смеётся толстушка. – Как же мне потом без мечты жить.

Опять неудержимый, громкий залп смеха огласил обезьянник. Смеются все, даже толстушка, без обиды и от души. Её огромные груди весело трясутся под платьем, как при синдроме «Пляска святого Витта». Затем она обращается к соседкам:

– А вы когда-нибудь кормили уток на пруду?

– Нет.

– А я постоянно кормлю, жалко мне их. Кстати даже стихи сложила:

«Улетают утки в тёплые края,

а одна не может… жирная, как я».

И опять хохот катится по камерам, гулко отскакивая от серых каменных стен.

Толстушка, открыв сумку, достаёт два батона хлеба. Передав один пацанам, второй начинает аппетитно есть сама. Батон на глазах у всех начинает уменьшаться и вскоре весь исчезает во рту толстушки. Мужики недоумённо переглядываются. «Женщина – удав», – комментирует кто-то.

В клетке, где сидят женщины, две проститутки начинают обсуждать своих клиентов. Затем, одна с хохотом вспоминает: «Зашёл ко мне вчера сосед за солью, а у меня ни соли, ни желания».

Другая женщина начинает задирать сержанта:

– А, правда, что вашу дубинку ещё и «жезлом» называют?

– Да, – кивает сержант.

– Смотрите, какие параллели, – картинно охает женщина, похабно жуя жвачку. – В камасутре – это древний трактат о любви, – мужское достоинство тоже называют жезлом, только нефритовым. По телику один юморист рассказывал, что сантехник Василий, прочитав камасутру, трижды послал коллегу на нефритовый жезл и дважды – в пещеру божественного лотоса…

– Мужчина, – с томным придыханием обращается одна из женщин к сержанту. – Что вы можете посоветовать одинокой, робкой девушке, которая ищет любви?

Видя, что тот упорно молчит, она сладко потягивается, наглядно демонстрируя свои красивые, крепкие ноги:

– Мужчина, а вы не желаете отнести меня в стог? Я буду по девичьи стыдливой и робкой…

– Ну, это в камасутре, там всё поэтично, – перебивает её другая женщина. – А у этих ментов нет нефритового жезла, у них больше – нескафе, да и та резиновая…

Вновь хохот волной катится по клеткам обезьянника. Охранники слушают, молча, но дышат тяжело и надрывно.