Сохранив общинное самоуправление аж до реформ Петра I, русские так и не выработали в себе властолюбия. И даже когда оказались титульной нацией огромной империи, то не проявили желания присвоить себе больше прав, чем у “подвластных” народов.
Из всех страстей человеческих, после самолюбия, самая сильная, самая свирепая – властолюбие.
В. Белинский
Властолюбие и свободомыслие находятся в постоянном антагонизме. Где наименьшая свобода, там страсть властолюбия самая пылкая и неразборчивая.
Д. Милль
Известный славянофил Н. Н. Страхов, посетив во второй половине ХIX века давно присоединенную к России Прибалтику, был поражен тем, что остзейские немцы русских здесь даже за людей не считали. И уж, конечно, не принимали в свои корпоративные цеха. А если русскому и удавалось завести собственное дело (открыть лавку или мастерскую), то он должен был выплачивать немецкой общине специальный налог. А стало это возможным потому, что немцы, знавшие лишь родовую общину, привыкли делить людей по национальному признаку. А русским, имеющим опыт лишь территориальной общины, объединиться против иного этноса даже в голову не приходило.
Впрочем, может быть, именно поэтому у русских до сих пор нет предубеждения против сильной централизованной власти. Ибо только централизованная власть не подразделяет граждан на своих и чужих “родовиков”.
Но не только у русских власть воспринимается (часто без должных на то оснований, всего лишь в силу традиции) не столько как источник насилия, сколько как гарант справедливости.
Вот известный пример из XVIII в. до н. э. После того, как Двуречье завоевали варвары и справедливость была забыта, заново объединил страну и возродил традиции былой империи царь Вавилона Хаммурапи. Он запретил ростовщичество, продажу земли в частное владение, частную торговлю. По всем признакам его империя была социалистической.
До наших дней уцелела знаменитая стела, на которой высечены слова Хаммурапи: “И тогда меня, Хаммурапи, назвали по имени, дабы Справедливость в стране была установлена, дабы погубить беззаконных и злых, дабы сильный не притеснял слабого, дабы плоть людей была удовлетворена…”.
В Древней Греции справедливость имела похожую судьбу.
Тирания или гибкость?
Про тиранию и тиранов известно много плохого и даже ужасного.
Нет на свете никакой более несправедливой власти и более запятнанной кровавыми преступлениями, чем тирания.
Геродот
Все преступления возникли из тирании, которая была первым из всех.
Л. Сен-Жюст
Однако жизнь показывает, что не все так однозначно даже с этим тяжелым, обычно осуждаемым явлением.
Пример из истории Древней Греции. После того, как колонизация других земель уже не спасала греков от голода, знать забыла о равенстве. В 594 г. до н. э. народ Афин восстал против знати. Возглавил восставших опытный полководец Писистрат. В результате он получил права диктатора и смог, как Хаммурапи, “погубить беззаконных и злых, дабы сильный не притеснял слабого”. И Афины вступили в полосу своего наивысшего рассвета. Все самые высокие образцы античного искусства появляются именно во время и после правления Писистрата. Да и идеалы демократии (власти народа), воспринятые от Древней Греции Европой Нового времени, начало свое берут из времен его тирании. Потому что тираном он был лишь в глазах поверженных аристократов, а народ в нем видел гаранта своих прав.
Долгие и великие страдания воспитывают в человеке тирана.
Ф. Ницше
“Ну, так давай рассмотрим, каким образом возникает тирания. Что она получает из демократии – это, пожалуй, ясно. Разве народ не привык особенно отличать кого-то одного, ухаживать за ним и возвеличивать? Значит, это уж ясно, что, когда появляется тиран, он вырастает именно из этого корня, то есть как ставленник народа. Карая изгнанием и приговаривая к страшной казни, он, между тем, будет сулить отмену задолженности и передела земли…”.