Разные они, эти пленные братья-славяне, но общее – это отличие от прошлогодних: уставшие, полиняли уверенность и спесь, всем видом выражают покорность судьбе. Глаза тусклые, взгляды потуплены, слова заученные: мобилизованные, воевать не хотели, необученные, в плену хорошо, не бьют, кормят, сигареты дают… Кто-то даже с облегчением смотрит, будто избавились от чего-то тяжкого и гнетущего, будто жили приговорёнными в ожидании смерти, а тут всё закончилось.

Про Дмитро из Кировограда уже рассказывал – типичный представитель укровермахта из сельской глубинки с раздавленными работой руками и чёрной каймой под ногтями. Взяли его раненым при прочёсывании траншей, не добили, пожалели – была возможность вытащить к своим. Хотя какая к чёрту сельская глубинка, когда жил на окраине областного города и работал в пригородном хозяйстве. Не такой уж и тёмный – темнее видали, а вот то, что воевать не очень-то и хотел – верю. А автоматный магазин был, кстати, пуст – расстрелял все патроны этот обозник.

Второй свалился в нашу траншею в рассветных сумерках, утонувших в разлившемся тумане. Сначала услышали его – ломился кто-то по окопу, как медведь в малиннике, спотыкался и чертыхался, потом увидели воина с цинком в руках и автоматом за спиной. Был он неказист и по-граждански мешковат, на худом небритом лице очки с толстенными линзами – сослепу заплутал, набрёл на наш ход сообщения и вышел прямиком на наше боевое охранение. Автомат отобрали, дали сигарету, напоили и послали в одиночку в наш тыл, предупредив, чтобы и не думал даже сбежать. Да он и не думал: потопал добросовестно, радуясь, что война для него закончилась.

Сорок восемь лет, полтавчанин, служил на почте сортировщиком, мобилизованный. Не горюет, что «демобилизовался» по случаю – ну, судьба, повезло так повезло. Доволен, что кормят сытно – давно так не ел, а ещё даже помыться дали. Двухлетнее плотное общение с хохлами убедило, что желудок у них как раз то место, которым думают и ради которого живут. Всё остальное – вторично.

Третий появился уже засветло – сам пришёл. Пятьдесят шесть лет, с Ровенщины, афганец. Мобилизовали ещё год назад, но оставили при военкомате – нет пальцев на левой ноге, так что не ходит, а ковыляет. Месяц назад закусился с военкомом и оказался на фронте. По документам провели добровольцем. Осмотрелся что к чему и через неделю подался к нам, но не напрямик через поле, а вкруг через превращённый в кирпичный хлам хуторок. Пробирался сутки, затаиваясь и часами высматривая безопасный проход, пока не вышел к нашим позициям. Рассказывал, что в Афгане его земляки называли свою дивизию «СС-Галичина» – тогда вроде ёрничали, да нынче слова материализовались. Украина сейчас кровью платит за предательство, за этот шабаш бандеровский.

Он на «расконвойке»: помогает по хозяйству, что-то ладит-прилаживает, чистит-моет – эдакий счастливый живчик. Поверили мужику не только потому, что сам сдался, а потому, что глаза у него бесхитростные, держит себя с достоинством, не угодничает. А по вечерам про Афган рассказывает – на всю оставшуюся жизнь врезалось. Если доживёт до возвращения домой, то будет чем с внуками делиться.

Трое пленных, три судьбы, почти одно поколение – сорок четыре, сорок восемь и пятьдесят шесть лет. Западная Украина, Полтава, Кировоград – вроде бы и разброс этногеографический, а по сути одинаковы, одной матери сыновья – Страны Советов. Западенец так и говорит: советский я, меня никакими печеньками в польские холуи не заманишь. А эти идиоты майданные уже доскакались.

И ещё что уже не первый раз слышу от пленных: кормят у вас хорошо и не бьют. Старшина бурчит: