Потеря финских территорий сократила количество хозяйств-налогоплательщиков как рустхоллов, содержавших кавалеристов, так и ротехоллов, поставлявших и содержавших пехотинцев (ротовых солдат)[17]. Чем меньше становилось людей, тем больше приходилось работать оставшимся. Положение ухудшилось в 1720-х гг., когда власть насильно переселила тысячи коренных шведских солдат в исконно финскую провинцию Тавастланд[18].

Мало-помалу Швеция вновь стала бряцать оружием так, чтобы его услышали королевские дворы в Европе, и начала точить дипломатические кинжалы. Лишь в Финляндии не бренчали монеты в сундуке, хотя и там рождалась уйма планов по вооружению[19].

Особо сметливые генералы ненавидели восточные лены и не застревали в них. Престарелый вояка-каролинер[20] Карл Густав Армфельт был повышен до должности главнокомандующего войсками в Финляндии на седьмом десятке и только потому, что уже там жил. Но и он с неприязнью воспринял оказанную честь и вскоре умер.

Другой почтенный генерал, Карл Кронстедт, тщательно осмотрев крепости, арсеналы, дороги, мосты и склады, убедился в их плачевном состоянии. Финляндия будто превратилась в зону, демилитаризованную бедностью. Население прозябало в нужде, питаясь хлебом из соломы, сосновой коры и болотных трав. Солдатам не оставалось ничего съестного. Пастбища были истощены, а скот припрятан из-за опасений конфискаций[21].

В своем обследовании Финляндии Кронстедт повторял очевидные вещи. Практически то же самое докладывал генерал-губернатор Лёвен. Из всех средств, предназначенных для вооружения Шведского королевства, менее десятой части уходило в Финляндию[22].

Только подумайте! Была ли в Европе 1730-х гг. хоть одна такая же слабо фортификационно укрепленная территория, как Финляндия?

Если взирать на прошлое с вершин древ дворянских родословных, то может показаться, что мы видим возрождение великой державы. Но действительность разочаровывает. Знатоки военного дела не расхаживали по финляндской земле. Они лишь поручали другим планы нападения. Генерал Кронстедт не одобрял даже оборону. Он раскритиковал в пух и прах состояние пограничных укреплений. Не только древний Олафсборг, но и новехонькие крепости Фридрихсгам и Вильманстранд не были способны выдержать даже короткую осаду.

Крепостей внутри страны не было совсем. Такое положение дел вновь подтвердило никчемность Финляндии.

В Северной войне Швеция потеряла после осад крепость Нотебург, города Нарву, Дерпт, Ригу, Пернов, Ревель, Выборг, Кексгольм… и совокупный негативный эффект этих потерь даже превзошел Полтаву[23]. Фортификационные линии по восточной шведской границе Ништадтского мира были скромны по бюджету и убоги по замыслу. На многих прибрежных скалах Южной Швеции были возведены каменные крепости, однако на Финском заливе не было ничего, даже на полуострове Гангут, вдоль которого пролегал исторически важнейший фарватер. Не проводилось элементарнейшего рытья траншей, хотя оно дешево обошлось бы за счет труда преступников и солдат.

В Северной войне все сложилось скверно. Однако шведы с теплотой вспоминали свои первые победы. Они презирали русских, рассуждая, что Полтава случилась потому, что король встал не с той ноги, им просто не повезло или Бог покарал, а вовсе не потому, что противник был сильнее. В пользу Швеции говорила ее история, но не сравнение ресурсов двух стран в начале 1740-х гг. В русской армии насчитывалось 240 тысяч человек, а ее пехота и артиллерия, безусловно, являлись лучшими в Европе. Иррегулярные казацкие и калмыцкие конные отряды были неудержимы