Честно говоря, когда я читал эти документы из нашего архива, это обращение к Сталину выглядело в моих глазах таким наивным – с учетом количества таких обращений, которое в то время наверняка было огромным. Поэтому продолжение меня просто поразило:

«Буквально через десять дней я получила ответ за подписью Лурье, в котором говорилось, что мне выдадут пропуск для бесплатного проезда по Краснодарскому краю и предписание местным властям оказывать мне содействие».

Объездив множество сел Краснодарского края, Муся в конце концов нашла брата.

«Я пришла во двор Веры Максимовны утром, но она уже была в поле. Геночка еще спал. На столе был приготовлен целый набор прекрасных продуктов, которых в голодном Пугачеве не видели несколько лет: отварная курица, молоко, сметана, масло, каравай белого – местной выпечки – хлеба. У меня разбежались глаза и слюнки потекли. Мне мама дала в дорогу несколько кусков черного хлеба и несколько луковиц, чтобы менять в пути на продукты. Когда я разбудила братишку, он меня не узнал. Вскоре прибежала с поля Вера Максимовна, которой, пока я шла до ее хаты и расспрашивала людей, уже передали, что приехали забирать ребенка. Она встретила меня очень агрессивно и не хотела отдавать мальчика, ссылаясь на то, что он ко мне не признается. Гена на мои вопросы, знает ли он меня, отвечал на чисто украинском языке: „Ни, наша Муся красна была, во яки косы были, а ты нэ гарна“. Но когда я показала ему фотографии родителей и наши со старшим братом, он схватил мамину фотографию и закричал: „Вези мэна до мамы, до ридной мамы!“ Вера Максимовна была очень расстроена и пыталась меня уговорить оставить братишку хотя бы на время: „У вашей мамы уже и так есть двое, а мэнэ никого нема. Да и голод там у вас в Ленинграде, исты нэчего, а у нас все есть. Нехай хлопец поживет у мэнэ еще, а потом заберете после войны“. Она собрала нас в дорогу. Положила в мешок много прекрасных продуктов, по тем временам целое богатство: две жареные курицы, вареные яйца, огурцы, помидоры и два каравая белого хлеба. Потом договорилась в колхозе, чтобы дали машину до г. Тимашовска. Она проводила нас до машины и плакала, прощаясь с ребенком».

Вот такая история приключилась с Геней, пока его брат – мой отец – был на фронте. Могу только представить радость отца, когда он получил письмо о том, что Геня нашелся.

Геня, конечно, никогда не забывал Веру Максимовну, которую считает своей второй мамой. Он несколько раз приезжал в тот хутор, много помогал Вере Максимовне по хозяйству, его встречали всегда очень радостно, все рады были видеть его, того маленького еврейского мальчика, которого они спасали в годы войны от фашистов. Когда Гене было около тридцати лет, он женился на Инне, и они вместе тоже ездили туда, там им устроили прямо настоящую свадьбу. Вера Максимовна тоже несколько раз приезжала в Ленинград, погостить у Гени с бабушкой, и они показывали ей город. Также она приезжала, когда у Гени с Инной уже были дети. Умерла Вера Максимовна в девяносто втором году.

После ее смерти Геня и Муся обратились в израильскую организацию YAD VASHEM, которая в том числе собирает сведения о людях, спасавших евреев в годы войны. Они описали всю эту историю, переписка продолжалась два года. В девяносто девятом году Геня получил из этой организации письмо о том, что Вере Максимовне присвоено звание «Спаситель мира» (это звание присваивали всем, кто участвовал в спасении евреев во время войны), Геню пригласили в посольство Израиля в Москве (им с Инной даже оплатили все расходы по поездке), там их встретили, повезли в синагогу на Поклонной горе, где было торжество, посвященное этим награждениям, было около двадцати награждений. Гене вручили свидетельство о присвоении Вере Максимовне этого звания и медаль, которые до сих пор хранятся у него. Потом выступил «Хор Турецкого» с еврейскими песнями, Геня мне рассказывал, что было очень хорошее, душевное мероприятие.