– 

Не я тут первый придумал, мол жизнь нынче ничего не стоит, а солдатская вообще с минусовым балансом. Так что прости, парниша, но ты зря приехал сюда – говорит Васькин, и поднимает свой почти игрушечный автомат. Солдатик вряд ли знает расейский язык, но видимо понимает все и с суд

орожным вздохом зажмуривает глаза.

Только выстрела не последовало. Опять кончились противные, столь редко встречающиеся патроны. Тогда майор поднимает валяющийся рядышком, даже не снятый с предохранителя автомат ханя.

– Понимаешь, браток, в моей войне пленных не берут, потому умри легко, – изрекает майор, и резко досылая патрон в патронник, стреляет прямо в широко распахнувшиеся наполненные болью и укором глаза солдата.

Горячий воздух недолго звенит от выстрела, и вокруг по-прежнему тихо. Но нет, это не та тишина. Слышно теперь потрескивание чего-то тлеющего в кузове автомобиля, а можно дослушаться и до приглушенного женского и песьего воя, доносящегося из недр двора дома свежепредставившегося аджика. И так холодно вокруг, несмотря на далеко не прохладный, хоть и предзимний, но солнечный денек. И время, едва воспрянув из небытия, тут же заснуло в своем неровном беге. Может и оно, и весь мир умер, как вот этот молодой солдатик с застывшим недоуменным трехглазым взором из другого мира, из потусторония. Эзотерическая философия всегда считала, у человека есть третий глаз, и тем, у кого он открывается, становятся доступны великие истины. Автоматная пуля оставила, как раз где вроде бы и надо аккуратную дырочку, но для поддержания основного, или вернее привычного для человека зрения, ее усилия оказались неправильными. Что она сотворила с затылком лучше, нормальному человеку, не рассматривать. Потому и застыли, как и весь мир вокруг, только что столь живые глаза. Мир, замерший в потухшем взоре, замер и вне его. Нет, еще есть подвижное и в этом измерении. Вот подошел наглый облезлый кот и равнодушно потерся кончим хвоста по ногам победителя.

Вовчик, всегда любивший этих скотинок, почему-то едва удержался от пинка, вслух же хрипло пробормотал толи сам себе, толи коту:

– Похоже, в этом ауле мне больше не появляться. По крайне мере в обозримом будущем. Скорее всего, и не в этой жизни.… Ну, так что ж, цветочек на том вспаханном поле, где должна быть могила моих однополчан мысленно воткнул. Может быть, туда же, воткнут всех, которых здесь упокоил. Вот вроде вину перед своими, что еще жив, слегка загладил. А отплатить за всех… ну да не будем о том, что завтра. Там и нас не будет… вот сегодня, придется сматываться, даже не пообедав. А помнится, моя маленькая жена.… Да жена, первая в жизни, пусть так и не расставшаяся с девственностью…. неплохо умела приготовить чего-нибудь почти съедобное из малопривлекательных для желудка местных продуктов. Но все равно вкуса пищи после контузии не различаю, перебьюсь противными китайскими концентратами.

Джуньский пикап все еще горел, как мечта о личном транспортном средстве, добавляя в привычное полуденное марево, своего смрадного жара. А сейчас еще напрягай последние мыслительные способности на то, что изобразить с бронетранспортером. Как в эту жестянку покакать, чтоб больше никому на ей покататься не всхотелось. Самому-то умения порулить недостанет, да и уж больно заметная. Нам бы поскромнее чего…. О, а у теперь уже бывшего хозяина этого дома аж несколько почти приличных машин. Но ему на них больше вряд ли приспичит покататься. Развее отвезут тут неподалеку до могильника. Знать можно без разрешения взять одну взаймы? Думаю, он не встанет возразить по столь мелкому поводу. Я мабудь, прихвачу его вот этот, оказывается слегка урчачий мотором, не слегка подержанный «форд». Ведь все вокруг слышал. Даже как через два дома отсель старик свою старуху в погреб загонял. А как этот мурлыкает не побачил. Он тута так удачно припарковался, что в этакой заморочке остался без заметных повреждений. Такую, пусть старенькую, но счастливую тачку нельзя упускать. Это хоть не предел мечтаний типа джип «Чароки, очинь чирокий», но для местных дорог машина також подходящая, и всё оружие погрузить можно. То кто-нибудь из местных, не дай туземный бог, позарится на чужое добро, а потом хани найдут, и разбираться не станут, расстреляют прямо посреди своего двора.