Золотистая жидкость теплым комком скатилась в желудок. Теперь я не могла опьянеть так же быстро, как прежде, даже если бы и очень захотела – новый, совершенный организм не допускал подобных слабостей. Вот уж точно, вампир с алкоголизмом достоин уважения хотя бы за свое упорство в пристрастиях.

Эш много раз напоминал мне о том, что я должна говорить Викторию.

А чего не должна.

И если первое являлось правдой, и касалось моих чувств к вампиру, то последнее – моего обращения.

Нам было сложно обсуждать эту тему, но это следовало сделать.

Я знала, что Эш сожалеет о случившемся, о своей несдержанности. Но также я знала, что, сожалея, или нет, но уже ничего нельзя вернуть, или исправить. А расправа графини близка, и вдвоем мы вряд ли сможем противопоставить что-то целому клану, к тому же считающемуся одним из самых жестоких, даже по меркам немертвых.

Конечно, в клан входили и потомки Эша, преданные лично ему. И эти вампиры готовы были поддержать своего создателя, выступив на его стороне. Ольга потеряла бы часть воинов, причем часть значительную, ведь помимо потомков, в клане были и вампиры, просто симпатизировавшие Эшу. И пусть они бы не пошли против графини открыто, но и от атаки на Эша бы воздержались.

Однако, даже учитывая все это, Эш не был уверен, что сил на победу хватит. И потому не хотел попусту рисковать чужими жизнями. Ведь в случае проигрыша в войне графиня бы никого не пощадила.

Поэтому Эш попросил помощи у Виктория.

Вампира, что был старше и Ольги, и его самого.

Вампира, которого обратил покойный граф.

Вампира, который не убивал людей.

Но Викторий не согласился бы нам помочь, если бы узнал, как именно я умерла. Он был противником насилия, и без разговоров отказал бы Эшу, если бы только я рассказала, что боялась стать немертвой больше смерти.

Выбирая между ложью и жизнью Эша, я не колебалась.

К тому же, каким бы хорошим ни казался Викторий на первый взгляд, как бы он ни ратовал за жизни людей, он все равно бездействовал, позволяя графине существовать и творить жестокость. Я знала, что, если бы Эш не попросил, Викторий остался бы в стороне, просто наблюдая за тем, как графиня рушит наши судьбы. И это знание мирило легко меня с моим враньем.

– Иди сюда, зефирка, – проговорил Эш, раскрывая объятия.

Я присела к нему на колени, и он прижал меня к себе, заставив замереть.

Такие моменты нежности всегда начинались неожиданно и слишком быстро заканчивались. Сложно приучить себя к чему-то новому, если тысячу лет ты делал все ровно наоборот.

Вот и сейчас, чмокнув меня, Эш опустил руки, откинувшись на спинку кресла.

– Жаль, что ты теперь невкусная, – протянул он, делая очередной глоток виски. – Зато ты стала намного красивее.

– Вот уж спасибо, – фыркнула я.

– Пожалуйста, – он пожал плечами. – Ведь это правда. Знаешь, что я подумал? Прошло уже четыре дня после твоего обращения, а ты все еще не покидала замок…

Тут он запнулся, очевидно, вспомнив первую ночь, когда я пробыла на улице почти до рассвета.

Тогда Эш подумал, будто я не смогу жить вампиром. Тогда он напугался до слез, которых я даже не ожидала от него. Тогда он был со мной таким настоящим, что, несмотря на весь мрак моего нового немертвого положения, я была рада, что он, наконец, открылся мне.

Впрочем, после небольшой заминки, Эш продолжил, как ни в чем не бывало:

– В общем, тебе не помешало бы развеяться и привыкнуть к новым силам. А то ты только и делаешь, что терзаешь себя, и меня заодно.

– Наоборот, так я пытаюсь привыкнуть, – заупрямилась я. – Я же не могу просто пустить все на самотек!

Теперь он не мог использовать на мне внушение, хотя по-прежнему оставался гораздо сильнее меня. Но даже когда я была человеком, он не спешил применять эту силу, так что уж говорить про сейчас.