Командир роты встретил меня сурово:

– Что ты там натворил?

Я рассказал. Мне показалось, что усмешка тронула лицо капитана.

– Иди в роту. Смотри, чтобы больше этого не повторилось, – сказал капитан и отпустил меня.

Ближе к вечеру стало известно, что прямым попаданием в шалаш полностью уничтожен штаб третьего батальона.

Возвратившись в роту, был, как говорится, самым главным “куда пошлют". А посылали и на хозяйственные работы, и в караул, и на восстановление связи по всем направлениям – “ниткам". Не доверяли только дежурство за телефонным аппаратом. Видимо, не надеялся капитан на меня, боялся, как бы еще чего-нибудь не сморозил новобранец. Дошло до меня, что подмочил свою репутацию. Обидно стало. Поэтому старался, как мог, выполнять все наряды и поручения. Страшно уставал. Вскоре заметили мою старательность и посадили на дежурство за телефон, однако на КП полка под присмотром ротного начальства.

Вообще ротного начальства в этих боевых условиях, как ни странно, был полный комплект – заняты все пять штатных должностей. Ротой командовал капитан Московский, инженер из Ленинграда, лет тридцати пяти – умный, справедливый, но очень строгий. Его помощник, политрук роты – старший политрук Акимов. Лет ему не меньше, чем ротному. С нами, красноармейцами, он практически не общается. Красноармейцы, естественно, с ним тоже. В основном он якшается с командным составом роты и штаба полка. Нам от деятельности политрука, как говорится, ни холодно, ни жарко. Жить и работать не мешает, и то хорошо. Молчаливый человек. Говорят, что у него в Ленинграде жена и дети умерли.

Командир первого телефонного взвода, старший лейтенант Аникин – мой командир. Кажется, тоже в возрасте, призван из запаса. О себе ни гу-гу. К нам – справедлив. По-моему, смелый командир, чаще чем других видел его на передовой. Говорят, что во время последних наступательных боев часто подменял на дежурстве у телефона валящихся с ног от беготни по линиям телефонистов нашего взвода – давал отдохнуть и поспать. Слывет в полку главным по ремонту телефонных аппаратов.

Вторым телефонным взводом командовал лейтенант Патрикеев – молодой человек, перед самой войной окончил училище связи. Как будто холост. Красноармейцев своего взвода не обижает, меня – тоже. С командиром радиовзвода, старшим лейтенантом Афанасьевым телефонисты по работе совершенно не связаны, поэтому личностью командира-радиста не интересуются. Однако на нас, телефонистов, смотрит весьма пренебрежительно. Часто слышим, как он доказывает ротному, что на всякие хозяйственные работы и наряды у него людей во взводе нет. Пусть направляют из телефонных взводов. Радисты им недовольны, говорят, что старший лейтенант ленивый и мелочный человек. В чём-то он их там по службе прижимает. Правда, радисты тоже хороши. Нам с ними подчас трудно разговаривать. Они какие-то заносчивые – больно грамотные.

Находясь всё это время в роте, к своему удивлению узнал, что оказывается, весь командный состав полка один раз в пять дней получает дополнительный паек. Как кто-то во взводе пошутил однажды: "Доппаек командиру для чего дают? Чтобы мозги не засохли и думать не перестал. Иначе хана нашей победе над врагом. А солдату паек ни к чему – думать не надо. Знай выполняй, что приказывают отцы-командиры".

Старшина роты один раз в пять дней заносит в командирские землянки пять доппайков. В каждом пайке банка рыбных консервов 200 граммов сливочного масла, пачка печенья, сахар и пачка папирос (как правило, “Беломорканал”, иногда "Красная звезда”). Однако не всегда доппаек шел по своему прямому назначению. Бывало иначе.