Раздается команда: "По изменникам Родины – огонь". Хлопают пять выстрелов – они точны. Дуэлянты одновременно падают в ямы. Меня охватывает ужас – впервые видел расстрел людей. Я много читал в книгах о расстрелах и убийствах людей. Но одно дело – читать, и, оказывается, совсем другое – видеть всё наяву. Меня шатает, внутри – нехорошо.

Строй всё это время стоял молча, понуро. Каждый отлично понимал, для чего их привели сюда. Раздается команда "вольно", и строй уводят по своим подразделениям в ту фронтовую действительность, из которой пытались убежать дуэлянты. Меня мутит, я еле тащусь за строем.

Это были первые членовредители, которых я видел. Потом были другие, их выявляли врачи по ожогам на теле. По пути в роту узнал, что командир, читавший приказ, – начальник особого отдела полка, батальонный комиссар Лымарь, тот самый, которого боялся командир полка.

***

На "Незабудке" ранен ленинградец Иванов. Меня посылают дежурить вместо него. Практика для меня закончилась, началась боевая работа. "Незабудка" – это шалаш из плотно уложенных один к одному еловых веток. Шалаш довольно большой. Внутри шалаша железная печка, вокруг которой на толстых жердях, как верхом на скамейке, сидят человек пять-шесть, все в белых полушубках.

Докладываю о прибытии – мне указывают на телефон. Сажусь на жердь верхом, беру в руки телефонную трубку и проверяю целостность линии связи на "Астру" – штаб полка, откуда только что пришел. Мне отвечает дежурный на коммутаторе.

Оборона противника находится на противоположном краю болота, метрах в 500 от шалаша. Вскоре ординарец приносит обед, раздает всем котелки, разливает водку по кружкам. Все, не чокаясь, дружно выпивают, кряхтят и принимаются за суп. В это время в трубке раздается: “«Десятого» «Седьмой» просит".

"Десятый" гневно бросает:

– Твою мать! Пожрать не дает. Что ему там приспичило? Подождет. Эй ты, телефонист, скажи, что нет здесь "Десятого", ушел на "передок", в третью роту, – и, обращаясь к товарищам, добавил, – Ну как, орлы, рванем еще по одной от холодрыги?

Ординарец разливает водку, все пьют.

Сижу в полном оцепенении – не могу понять: "Как это так? – крутится в башке. – В боевой обстановке командир полка вызывает командира батальона к телефону, а тот врет, что его здесь нет. А вдруг что-то важное надо сообщить в батальон?"

Когда такое случалось дома, я весело отвечал в трубку о том, что папы или мамы, или особенно соседки Татьяны нет дома. Татьяне звонили молодые люди, и она, смеясь, просила меня сказать, что ее нет дома. Это было смешно и весело. Я любил так врать. Но здесь, здесь же фронт, война. А уважаемый мною командир Красной Армии врет. Это настолько для меня было дико и непостижимо, что в полной растерянности, совершенно бездумно и неожиданно для себя я выпалил:

– А он сказал, что его здесь нет.

Сверкая глазами, "Десятый" гневно вырвал из моих рук телефонную трубку. Переговорив с "Седьмым", приказал мне:

– А ну-ка соедини меня с командиром роты связи.

Я соединил, слышу односторонний разговор:

– Слушай "Семнадцатый", ты кого ко мне прислал?

– Да постой, он же работать не умеет!

– Забери его немедленно! Понял? Он мне не нужен. Нет, ждать не буду. Я его отправляю, а за телефон посажу пока своего из взвода связи. Я сказал: ждать не буду. Он мне больше не нужен. Я его выгоню, чтобы не вонял, чтобы духу его больше здесь не было! – и, обращаясь ко мне, добавил, – Дуй в свою роту, чтобы я тебя здесь больше не видел.

Я вышел из шалаша, закинул на плечи карабин и поплелся в роту. Не успел отойти от шалаша и пятидесяти метров, как начался артобстрел. Упал в сугроб, закрыл руками голову. Снаряды рвались где-то невдалеке. Впервые страх приполз в душу. Я оцепенел. Вскоре стало тихо. Обстрел закончился. Вскочил и бегом от страшного места подальше.