***

После завтрака на "Ромашке" появились два связиста из роты с приказом капитана мне и Тихомирову перейти в распоряжение командира взвода связи батальона лейтенанта Быстрова. Вот это да! Вместо замены продал меня ротный, а заодно и Тихомирова.

Капитан просил передать, что это временно – на один-два дня. В батальоне почти не осталось связистов, и начальник связи полка приказал часть людей из полковой роты связи временно перебросить во взвод связи батальона. Поскольку мы с Тихомировым уже здесь, в батальоне, выбор пал на нас. Сменили нас радисты, видимо, телефонистов в роте нет. Сразу представилась картинка, как радиовзводный с пеной у рта отстаивал своих питомцев перед капитаном.

Лейтенанта Быстрова на КП не оказалось, он впереди в какой-то роте. Сдали радистам дежурство, сидим, точнее лежим на снегу и ждем прихода лейтенанта.

Ночью в батальон пришло пополнение, и роты с утра ведут бой. Грохот стоит неимоверный. Вокруг КП то и дело падают снаряды, свистят пули. Мы большую часть времени лежим на снегу – так безопаснее. Мимо нас идут раненые: по двое, по трое, помогая друг другу. Время идет, а лейтенанта всё нет и нет. Бой постепенно затихает, и вскоре появляется лейтенант. Он быстро проходит в шалаш, и мы его еще очень долго ждем.

Когда бой утих, по крайней мере, вокруг КП перестали рваться снаряды, к нам подошел лейтенант и распределил по ротам: меня во вторую, Тихомирова – в третью. Забираю карабин и в путь. Дороги, естественно, не знаю. Только "нитка" выводит меня на КП второй роты. По пути встречаю раненого в руку красноармейца. Спрашиваю, как пройти во вторую роту.

– Нэ знаю, сынку, – отвечает раненый. – Ходы прямо, нэ собьешся.

– Как это ты не знаешь? – возмутился я. – Ты сам-то со второй роты или нет?

– Нэ бачу я, сынку? Може и со второй. Я тильки вчора ночью пришов в роту, знаю тильки, что второй взвод. А яка рота? – раненый задумался. – Може и вторая.

– А какой батальон, полк – знаешь, куда попал? – допытываюсь я.

– А хрен его знае? Нам никто ничего не говорил.

– Ранен первый раз?

– Да нэ, сынку – другий. Перший раз у себя на Украине осколок от мины в ногу впился. Слегка кость затронул. Было это то ли пид Бердичивым, ай пид Житомиром – точно не знаю. Но у себя на Украине, сынок, это точно. Летом у стэпи меня стукнуло, при отступлении. Хорошо ребята свои прихватили с собой, а то бы в план попал. Уж больно сильно отступали мы: то ли до Бердичева, то ли до Житомира, а может от Белой Церкви. Кто там разберет. Да что вспоминать, хрен с ним. Вот опять царапнуло – иду лечиться, – закончил он свой рассказ и отправился в тыл.

Разговорчивым оказался украинец, видимо стукнуло его не сильно, раз вел со мной длительную беседу. Украинец воевал на нашем участке всего полдня, а в роте был менее суток. Естественно, что он в роте никого не знал, и рота его тоже, в сущности, не знала. Что уж тут говорить о его боевых делах? Может быть, в критический момент струсил украинец и, тем самым, подвел своих товарищей. А, может быть, совсем наоборот – проявил геройство и способствовал успеху роты в наступлении, и за это он должен быть представлен к высокой правительственной награде.

Но что именно он совершил в бою – этого теперь никто никогда не узнает, как, впрочем, вряд ли вспомнят его фамилию, даже его непосредственный командир-взводный. А без знания фамилии, награды, понятно, не дадут – даже медаль. Не говоря уж об ордене – необходима бумага, в которой точно, до мельчайших подробностей, должен быть описан твой подвиг: куда стрелял, куда бежал, сколько убил, куда попал, сколько посадил на штык и многое-многое другое. А уж о присвоении Героя Советского Союза – тут, главное, даже не фамилия, а коммунист ты или комсомолец, так как беспартийный не может быть по своей сути Героем. В общем, без соответствующей бумаги награды тоже не дают. Так что красноармеец с Украины, как, впрочем, и большинство пехотинцев, и на сей раз останется без награды.