И «Где твои родители?».

Но капитан Гард ничего такого спрашивать не стал. А спросил только:

– Лисель-галсовые узлы вязать умеешь?

Мэтт кивнул.

Капитан долго разглядывал его. А затем кинул ему трос:

– Покажи.

Мэтт показал.

Капитан кивнул.

– Годится. Я хозяин катера и заплачу тебе пятнадцать процентов с выручки. И отдам один сэндвич с тунцом, если хочешь, – сам готовил, надеюсь, ты любишь помидоры, соленые огурцы и майонез. Еще есть брауни, но их я тоже сам испек, получилось не ахти, и орехов не кладу, терпеть не могу орехи. Ставлю четыре ряда по шесть ловушек вон там, где река Нью-Медоус впадает в залив. Ставлю в паре километров от берега. Вот там сапоги. По дороге соединишь ловушки в связки. А потом… перчатки лежат там. Нет, во-он там лежат, видишь? Слушай в оба уха. Вот и вся премудрость. Возьму тебя на работу, если хочешь.

Капитан Гард поправил кепку и повернулся к мотору.

Мэтт переобулся в резиновые сапоги.

– Займись кормовым швартовом! – крикнул через плечо капитан Гард.

Мэтт занялся кормовым швартовом.

– И носовым.

Мэтт прошел на нос катера, занялся носовым швартовом.

– Отчаливай! – крикнул капитан Гард, но Мэтт уже оттолкнул катер от причала. Следующие пять часов оба не проронили ни слова.

«Одинокий волк», тарахтя, шел вдоль холмистого берега, из-за горизонта уже высовывалась макушка солнца. Если бы Мэтт глянул на дом миссис Макнокатер на краю обрыва – они как раз проплывали мимо, – то, наверное, заметил бы свет в окнах, а может, и саму миссис Макнокатер с биноклем на террасе; правда, в сумерках она все равно не разглядела бы Мэтта. «Волк» пропыхтел мимо с аккуратным штабелем ловушек на палубе, иногда чихая и кашляя: и мотор, и сам катер были уже немолоды. Пока Мэтт привязывал лисель-галсовыми узлами буйки к ловушкам, полуостров остался позади и катер вышел из залива в Атлантический океан; ветер там дул холодный и брызгами кидался, но ничего, терпимо. Солнце только-только начинало взбираться на небо, и вода была черно-синей.

Капитан Гард и Мэтт действовали слаженно, словно проработали вместе всю жизнь. Мэтт привязал к ловушкам тросы, к каждой отдельно, а потом надел желтые резиновые перчатки и положил в ловушки приманку – снулую треску; когда все было готово, капитан сбавил ход, развернул катер носом к ветру. Кивнул Мэтту – дескать, начинай, и тогда Мэтт проверил, крепко ли привязан к ловушке буй, столкнул с кормы первую ловушку, следом вторую, а капитан помог столкнуть остальные четыре: течение давит на трос, и связка ловушек каждую секунду утяжеляется. Капитан вернулся к штурвалу, развернул катер, отошел подальше, снова встал носом к ветру, и еще одна связка из шести ловушек бухнулась в море.

Закончили лишь в начале одиннадцатого утра, капитан вернулся на корму, уселся, вытянул ноги.

– Залив хорошо знаешь?

Мэтт кивнул.

Капитан нахлобучил кепку на глаза.

– Прокати-ка меня по заливу. Только ни на что не натыкайся.

И Мэтт начал управлять катером. Обогнул остров Чебиг, двинулся к Малому Французскому острову и к Бастину, прошел мимо Свинки с Поросятами – подойти к ним поближе можно только по высокой воде, в разгар прилива, – а оттуда к Верхней Гусыне, а оттуда мимо островов Гусята снова вышел в океан, а потом проделал долгий путь к острову Китобоец, а оттуда к острову Стокман, и вода была синяя-синяя, а небо – еще синее, и если бы капитан не закрывал кепкой глаза, то заметил бы, что лицо у Мэтта почти счастливое.

У подветренного берега Стокмана встали на якорь, и «Волк» беспечно закачался на невысоких волнах. Капитан открыл сумку-холодильник, достал завернутые в бумагу сэндвичи с тунцом – Мэтт, развернув свой, выбросил помидоры и огурцы за борт и сразу оценил, до чего же капитан любит майонез. Запивали водой – Мэтт выпил почти всю бутылку, потому что капитанский брауни был почти несъедобный, не то что у миссис Макнокатер.