Желая помочь, мальчик успел выхватить из рук старика маленький фанерный чемоданчик. Давид не сопротивлялся.

– А это кто?

– Уральчик. Сын Жамлихановых. Они в ауле новые, недавно сюда перебрались.

– Ты ему или он тебе нянька? – во всю ширину новых вставных зубов улыбнулся Хабхабыч.

– Он сирота. У них в семье несчастный случай. Родители в аварии погибли.

– А тебе кто его доверил? Тебе ж хат восемьдесят два.

– Думаешь я хотела? – развела руками Амалия. – Официально он на свою сестру Соню записан. Но за ней самой ухаживать надо. Бедолага из больницы не вылазит. А братишка одинешенька сидит перед домом и убивается. Я не смогла мимо пройти.

– Не боишься? Справишься?

– Все в божьих руках. Что-то варить и стирать я еще в состоянии.

– Да простит меня всевышний и твой хат зубной врач, – Хабхабыч порылся в кармане костюма, достал и протянул мальчику тоненькую плиточку немецкой жвачки.

– Баб Маль, у нас не получилось раньше прилететь, – счел нужным пояснить Виктор. – Ждали немецкие паспорта. Нам выдали временные.

– А Таня почему не приехала? – поинтересовалась Амалия.

– Так она на сносях. У нас скоро ребенок родится. Я хотел было остаться, ухаживать за ней. Но Танечка настояла, чтоб я попрощался с матерью.

– Во как! Тогда поздравляю. Хорошая у тебя жена.

В нарушение всех правил безопасности четверка – Давид, Виктор, Амалия и Урал – перешли рельсы на месте бывшего переезда бывшей станции Аккемира. Впереди, перед ними, высокая стела гласила новое название улицы – имени проповедника ислама Мендыкулова.

– Наш прямой родственник, – пояснила Амалия. – Прапрапрадедушка Алтын и Саркена.

Давид невольно, с замираем в сердце, посмотрел на право. У свежевыбеленного здания вокзала ютился силикатный, крытый шифером домик. Около его забора стояли и лежали дюйма двугорбых верблюдов.

– В твой дом приезжие чабаны успели заселиться, – заметила Амалия, в какую сторону посмотрел Давид: – И мне готовы за мою землянку неплохо заплатить. Если я уезжать соберусь.

– А что же стало с братьями Исина? – спросил, но тут же отмахнулся старик. – Хотя бог уж с ними…

Левее, на другой стороне улицы, воздвигались высокие стены минарета новой мечети.

– Алтын отдала все деньги от продажи вашего дома и ваучеры земельных участков совхоза на строительство этого храма.

– Очень правильно, – знаком намаза Давид сверху вниз как бы ополоснул свое лицо сложенными лодочкой ладонями. – Аминь!

– Пойдем сразу на кладбище?

– Selbstverständlich[13].

– Я решила не везти Алтын в Шубар-Кудук. Там уже давно нет аула и даже могилку некому было бы выкопать. А на этом зирате тоже род Шукеновых покоится.

Свежая могилка скрывалась в тени белоснежного трехметрового кумбеза. Архитектор был явно человеком с фантазией. Пустотелые кирпичи он выложил отверстиями от керна наружу. Мавзолей получился усыпан тысячами трубочками. В большинстве из них сейчас гнездились шмели. Давид с умилением прислушался, как эти насекомые своим жужжанием воспевают усопшие души.

Мужчина опустился на колени. Потом лег рядом с могилой. Раскинув как крест руки в стороны, он обнял земляной бугор. Прильнув к земле безжизненным шрамом левой щеки, к своему удивлению мужчина почувствовал, как прохлада глины супружеской могилы вытягивает боль из его заскорузлой старой раны. Может это просто щека вспотела, а может быть действительно из давно мертвого левого глаза потекли слезы…

– Ну хватит! – выждав получасовую паузу, решилась и похлопала Хабхабыча по плечу Амалия: – Пошли домой. А то обед стынет. Я ради вас последних кур ощипала…

Какое небо голубое!