Я, наверное, очень долго простояла перед той фреской. Лицо Екатерины Сиенской, смотревшей на одержимую, было абсолютно непроницаемым. «Но чувства же есть у всех, даже у святых», – думала я. Я перешла к первому изображению святой в экстазе, а потом снова посмотрела на изображение одержимой. Мне показалось, что лица этих женщин очень похожи. Может быть, глядя на одержимую, Екатерина узнавала в ней саму себя, находившуюся в состоянии экстаза во время одного из своих видений. Разница была лишь в том, что, как сказали Екатерине, другая женщина была одержима дьяволом, а не получала послание от Господа. Тем не менее я не могла избавиться от ощущения того, что Екатерина смотрит на себя в зеркале и ей кажется странным то, что ее просят излечить ее собственное отражение.

Я зашла в магазин при базилике, являющийся одной из немногих открытых торговых точек города в эти часы, и купила книгу о жизни святой. Но, когда уже к вечеру сидела в поезде, отправляющемся назад во Флоренцию, я была не в состоянии сконцентрироваться на словах. Я положила книгу на сиденье, закрыла глаза и представила, что я уже во Флоренции. Путешествие – странная штука. Ты словно существуешь в двух местах одновременно, ты как будто раздвоилась. Есть какое-то знакомое тебе место и то место, в которое ты направляешься. В своем воображении ты уже ходишь по улицам этого незнакомого города, ужинаешь в ресторане, после чего возвращаешься в свой отель. Получается, что ты находишься только в начале путешествия и еще не доехала до конечной точки своего маршрута. Но я в будущем не видела себя на шумном перекрестке во Флоренции или в каком-нибудь темном переулке. Флоренция была местом, в котором я чувствовала себя очень шатко и зыбко, словно примостилась на жердочке. Будущее – гораздо лучше и приятней, и в этом будущем я сама гораздо лучше. Будущая я совсем не такая, как сейчас, не одинокая я, которая едет на поезде, убегая от всего того, что знала, и той, которой была. Я – другая. Я все знаю, уверенно флиртую, ничто меня не сдерживает, я мудрая и выздоровевшая. Эти мысли меня сначала успокоили, а потом начали пугать. Я поняла, что будущая я – это уже совсем не я настоящая. Я представила себе, как та женщина из будущего будет смотреть на меня настоящую. Как она будет обходить меня стороной, как она меня будет в упор не замечать. Я осознала, что будущая я будет жалеть, сочувствовать, свысока относиться, изгонять и уничтожать меня настоящую. Та женщина скажет: «Я помню, кем была до того, как поумнела». Она захочет уничтожить все то, что имеет отношение к тому человеку, которым я являюсь сейчас. Но это – я и это – мое. И эта поездка в полном одиночестве – это тоже я.

За окном мелькали тени. Я была всего лишь точкой в ночи, силуэтом за освещенным окном проносящегося поезда. «Это – первый день, – подумала я, глядя в темное окно на свое собственное отражение. – Это – первый день всей оставшейся твоей. Это – первый день. Оставшейся. Тебе жизни». И потом: «Оставшейся жизни. Что там у меня с оставшейся жизнью?»

Но сейчас я находилась там, где должна была. В несущемся в темноте поезде. И, по правде говоря, то место, в которое я направлялась, не существует. И будущая я пока тоже.

Следующим вечером на стадионе, несмотря на дождь, болельщиков собралось много, и толпа гудела, хотя игра еще не началась. Я показала свой билет на входе на стадион, услышала, как кто-то выкрикивает мое имя, ко мне подбежал мужчина, за которым еле поспевал зонт, который тот держал в руках.

– Привет! – Мужчина широко улыбнулся. Это был тот самый студент-американец. Щеки красные, с носа капает дождевая вода.